Человека, которому интересен окружающий мир и небезразличны судьбы других, легко определить невооружённым взглядом. У него яркие искристые глаза, которые постоянно ищут что-то новое, тёплая улыбка и неподдельный интерес к людям. К такому типу можно отнести доктора филологических наук, профессора кафедры «Журналистика» Тольяттинского государственного университета (ТГУ) Галину Щербакову. Её открытость миру и любовь к профессии уже несколько десятилетий увлекают студентов-журналистов. В интервью корреспонденту Молодёжного медиахолдинга «Есть talk!» Светлане Марчуковой она рассказала, почему решила связать свою жизнь с журналистикой, чем Тольятти отличается от Саратова и какие её мечты исполнились в ТГУ.

От редакции. Вчера, 5 сентября, Галине Щербаковой исполнился 71 год.

Как хобби стало профессией

– Галина Ивановна, когда у вас появилось желание стать журналистом? Были другие варианты?

– Вообще до 16 лет я всё время хотела быть врачом, потому что у меня в семье было много врачей разного профиля. Мне это очень нравилось: человек в белом халате, который несёт излечение, освобождение от боли. Но я также всегда любила литературу, хотя она была скорее для души. При этом, наверное, класса с седьмого я начала писать маленькие заметки в районную газету. Постепенно это перевесило, мне стало интересно писать, стало приятно видеть свою фамилию в газете. Хотелось писать больше и больше. И в старших классах я уже переориентировалась.

– В детстве вам выписывали литературные журналы. Какие журналы вы читали? Чем они запомнились?

– В те времена все выписывали очень много периодики, и наша семья не исключение. Я недавно во «ВКонтакте» отвечала на вопрос, какие у меня были любимые издания. Я назвала журналы «Юность», «Смена», «Огонёк», «Советский экран». Это издания, которые мне нравились. Помимо этого, у нас ещё было три журнала и три или четыре газеты. Я читала всё, и надо мной родные иногда посмеивались, потому что кто-то чем-то одним жил, а я плакала и очень расстраивалась из-за войны во Вьетнаме или из-за убийства [президента США Джона] Кеннеди. Меня почему-то всегда мировые масштабы привлекали. Это из-за того, что я много читала. Любой текст, который попадал к нам в дом, я прочитывала от и до. И это создало какую-то широкую картину мира.

– Когда появилось чёткое понимание, что нужно заниматься журналистикой профессионально?

– В старших классах я, начитавшись прежде всего Белинского, хотела быть литературным критиком или кинокритиком. Именно в этом амплуа я хотела печататься, потому что у людей, на мой взгляд, не хватало хорошего вкуса. Я вообще не понимала, почему замечательные картины (как, к примеру, «Гамлет») показываются в полупустом зале, а на индийские фильмы ходит полным-полно народу. Считала, что надо объяснять, показывать, что хорошо, что плохо. Это связало меня с тем, чем я остальную жизнь занимаюсь.

– Вы учились на филологическом факультете Саратовского государственного университета. Вам нравилось учиться?

– До второго курса мне больше не нравилось, чем нравилось. Многие предметы казались слишком академичными, слишком далёкими от того, чем я собиралась заниматься в жизни. Особенно старославянский и древнерусский языки. Если ещё литературу разных эпох мне было интересно читать, то всё, что связано было с мёртвыми языками, например латынью, – нет. Поэтому где-то ко второму курсу у меня появилась идея, что надо куда-то бежать и повторно поступать. Но я не успела ещё придумать куда, как к нам на третьем курсе пришла преподавательница, которая буквально с первых лекций зажгла моё сердце. Её звали Алла Александровна Жук. Она так интересно вела занятия! Возникало впечатление, что люди, о которых она нам рассказывала, будто были нашими современниками, и мы могли к ним обратиться и у них найти ответ на вопросы, что нас мучают. Вот это одухотворение истории меня очень сильно привлекло, и я поняла, что мне интересно. Благодаря ей, по сути, от нацеленности на практическую журналистику я перешла в научную деятельность, потому что она открыла мне счастье разгадывать мысли других людей, причины создания ими тех или иных произведений, причины каких-то идеологических крупных конфликтов. Мне это напоминало отчасти какую-то детективную историю, в которой я хочу понять, что, как и почему произошло.

– В этот период сформировалась ваша специализация «История отечественной журналистики» и «Профессиональная этика журналиста»?

– Да. Мне не хотелось заниматься чистым литературоведением, где важно, почему автор выбрал одно слово или другое. А вот этот вот стык, который был интересен и ей, и мне, – взаимодействие культуры, политики, литературы, критики, общественного мнения. Мне стало интересно исследовать, что и как появляется, откуда берутся новые идеи, почему люди ими загораются и почему они в чём-то разочаровываются.

– После знакомства с Аллой Александровной Жук вы передумали уходить из университета. Чем вы занимались в это время?

– Алла Александровна приучила нас ездить по конференциям. Она приходила и говорила: «Ребята, я еду туда-то. Кто хочет – может быть, поедете со мной? Там где-нибудь найдём общежитие, где-нибудь переночуете». Она в то время исследовала Лермонтова и ездила на конференции в Москву, в Пятигорск, на Северный Кавказ. Мы, когда находили деньги, всегда ездили с ней. Там, конечно, много было интересного, потому что мы видели всю научную элиту. Это сильно мотивировало и вдохновляло больше читать и изучать.

Также Алла Александровна иногда проводила семинары у себя дома. Мы приходили с удовольствием. Во-первых, мы были студенты молодые, голодные. А она всегда нас чем-нибудь накормит. По крайней мере, московские конфеты и овсяное печенье, которое было большой редкостью, у неё были всегда. Во-вторых, там три стенки были уставлены книжками. Ты можешь к ним подойти, потрогать, открыть, посмотреть. В-третьих, в такой атмосфере совсем по-другому идёт разговор. Она ставила пластинки с классической музыкой (до сих пор помню «Страсти по Матфею» Баха), рассказывала о своих командировках, о дирижёрах и музыкантах, которых она видела, о спектаклях, на которых побывала. Это очень сильно развивало и вызывало желание больше видеть и знать.

– Куда вы пошли работать после университета?

– Я, наверное, месяца четыре поработала на телевидении, но мне не повезло в том смысле, что свободное место было только в промышленной редакции, что мне не нравилось, потому что по тематике это было очень далеко от меня. И ещё одно: мы же все в молодости – очень большие идеалисты. Мне дали задание написать про бригаду коммунистического труда. А это уже была политика, к которой я относилась как к чему-то фальшивому и ненастоящему. Тогда я поняла, что мне придётся говорить так же пафосно, как другие журналисты, что мне совсем не нравилось. Кроме того, когда мы приехали на съёмку, вся бригада была с похмелья, а мне нужно было писать о них в возвышенном тоне. Я увидела колоссальную разницу между тем, как люди живут, и тем, в кого мне надо их превращать. Мне куратор-наставник тогда сказал: «Кому нужна твоя правда, ты рассказывай, что надо». Я не знаю, может быть, я стерпела бы, но в тот момент я вышла замуж, а мой муж всегда и во всём меня поддерживал, и это придало мне смелости. Я решила, что не хочу этим заниматься. Если бы я попала в литературно-музыкальную или театральную редакцию, может быть, я бы осталась.

– После этого вы решили отойти от профессии?

– От журналистики – да. Я проработала четыре года в школе, пока меня не пригласили в Саратовский государственный университет работать в его музее. Дальше я поступила в аспирантуру по кафедре русской литературы и одновременно стала преподавать в университете. Потом началась перестройка, и можно было уже по-другому писать. У меня определённая часть карьеры была сделана в университете, и какой-то период времени я с удовольствием сочетала преподавательскую и журналистскую деятельность. Писала статьи про спектакли, концерты, выставки, фильмы. Это был очень интересный период, когда было много горячего, свежего материала, о котором можно было писать что думаешь. И никакой цензуры! Это было замечательно.

– Как вам удавалось всё совмещать?

– Ночами.

– Вообще не спали?

– Немножко спала. Меня всё время выручало то, что я – сова, и поэтому могу долго не спать. Утром вставать приходилось по будильнику на морально-волевых.

– В 1990-х годах вы активно совмещали педагогическую и журналистскую деятельность. Расскажите, чем вы занимались?

– В этот период было очень много интересных проектов. Один из них был связан с тем, что поменялись условия труда журналиста, изменились законы, по которым журналист пишет. Остро встал вопрос журналистского обучения праву, ведь изменилось государство и, соответственно, его законы – как журналистам защищать свои действия, не попадать в глупые ситуации и самому не подставляться?.. В это время некоторым казалось, что свобода слова ведёт к безответственности, но всё равно ответственность была. Тогда меня судьба свела с замечательными людьми, которые подсказали, куда обратиться, чтобы выиграть грант. Это были Алексей Кириллович Симонов, президент Фонда защиты гласности (некоммерческая организация, выполняющая функции иностранного агента), и Андрей Рихтер, директор Центра права СМИ при МГУ. Я выиграла три гранта у Сороса для проведения обучающих семинаров по современному медийному праву и этике для журналистов Саратовской области. Мне в Саратове удалось провести три семинара: один по праву и два по этике. Обучение прошло больше двухсот человек. На основе этих семинаров потом – уже в Тольятти – вышел мой практикум по дисциплине «Профессиональная этика журналиста».

Из этих проектов вырос ещё один. Андрей Рихтер при содействии британского фонда «Ноу-Хау» выпускал бюллетень «Закон и право СМИ». Он предложил мне возглавить региональное приложение к этому бюллетеню по Саратовской области. Я с удовольствием занималась этой работой, отыскивала случаи, когда журналисты были неправы или когда их обижали, препятствовали выполнению профессиональных обязанностей. Мы начали работать одновременно с Галиной Араповой, только она – по Воронежской области. У нас было разное образование: у меня – базовое филологическое, а у неё – юридическое. Конечно, она намного лучше меня разбиралась в юридических вопросах. С помощью московских консультантов мы искали выход из конфликтных ситуаций. Издание выходило один раз в квартал. Я занималась этим два или три года, но потом мне по разным обстоятельствам пришлось переехать в Тольятти, а Галина Арапова стала настоящим экспертом в этом деле. Она – директор Воронежского Центра защиты прав СМИ (некоммерческая организация, выполняющая функции иностранного агента), а я ушла в чистую науку.

Переезд в город-сад

– Как вы оказались в Тольятти? Какие представления о городе у вас были?

– В Тольятти я хотела приехать, ещё когда строился завод. В то время много разговоров было об этом городе-новостройке. Однако муж со мной не согласился (редкий случай!), и я смирилась. А хотелось потому, что у меня школьная подружка сюда уехала и рассказывала много интересного о городе.

Позднее здесь в Волжском университете имени Татищева открыли специализацию по журналистике. Я в это время была членом учебно-методического объединения (УМО) преподавателей-журналистов. Это общественное объединение, которое было экспертным органом при Министерстве образования РФ. В феврале в Москве проходило заседание, на котором председатель УМО обратилась ко мне: «Галина Ивановна, в Тольятти открывается журналистика, вы там рядышком по Волге, может быть, поездите туда вахтовым методом почитать лекции, у них кадров нет совсем. Особенно по академическим курсам». Я подумала, что интересно было бы съездить и посмотреть, что получилось из этого города, в который я собиралась, но так и не смогла приехать. Таким образом, три года, с 2000-го по 2003-й, я приезжала на неделю, ежедневно читала по четыре лекции и жила в общежитии или гостинице. Потом принимала экзамен, садилась в автобус и уезжала, забывая всё на полгода. Каждый раз меня уговаривали здесь остаться.

– Вы переехали в Тольятти в 2003 году и сначала преподавали в Волжском университете имени Татищева. Как вы рискнули всё кардинально поменять в жизни?

– Я уже стала взрослой женщиной. Мне хотелось самостоятельности, свободы. Хотелось стоять у начала чего-то нового, а не просто идти по проторенной дороге. Да, наверное, сыграло свою роль и честолюбие, и тщеславие. Но очень хотелось нового, поэтому так и решилась. Традиции, которые были в Саратове, я вспоминаю с благодарностью, но мне хотелось и новизны. Тем более я занималась журналистикой, и в рамках чистой филологической школы это уже не умещалось. Назревал определённый конфликт, и надо было его как-то разрешать. Я понимала, что не могу изменить ту систему – значит, надо было искать другое место. А тут была чистая журналистика, и это было здорово!

– Что послужило импульсом для перехода в ТГУ?

– Судьбоносной оказалась встреча с Александром Ивановичем Акоповым. Он меня уже с зимы сватал в ТГУ. Он говорил: «Вы должны поработать, потом в Саратов вернётесь не только в качестве доктора наук, но и заведующей кафедрой». Но прежде всего он убедил меня, ссылаясь на идеи [первого ректора Тольяттинского государственного университета] Сергея Жилкина, который произвёл на меня очень большое впечатление масштабами мышления. Вдобавок, конечно, Сергей Фёдорович Жилкин действительно умел увлечь своим проектом, он хотел создать русский Оксфорд на берегах Волги.

– Как произошла ваша встреча с ректором?

– По приглашению Сергея Фёдоровича. Акопов меня проводил в кабинет, немножко с нами посидел и сказал: «Она вот такая». Я видела, что Жилкин немножко другого ожидал. А тут пришла женщина невысокого роста... Я не была похожа на железную леди. А он понимал, что это будет тяжёлая работа, и поэтому спросил Акопова: «Она справится?» Ректор меня порасспрашивал, но больше стал рассказывать, каким ему видится вуз, какие у него планы. Мне самой хотелось прийти в новый свободный университет, где будет много исследований, где не будут довлеть традиции, где будут новые светлые корпуса. Я его спросила: «Какое значение имеет журналистика в вашем видении нового вуза?» Он сказал: «Она будет иметь стратегическое значение». Я задала следующий вопрос: «Вы понимаете, что это большие деньги? Потому что журналистика без техники невозможна. Вы готовы находить и выделять деньги для развития журналистики?» Он сказал: «Всё будет».

– И всё было?

– Да. Я встретилась с человеком, который умел держать слово. Он хотел, чтобы у него всё было лучшее, и журналисты тоже. Через год, в 2005 году, кафедра переехала в учебно-лабораторный корпус (УЛК). Он дал разрешение на радиовещание в УЛК, на большой перемене здесь по проводной связи выходили программы студентов. Никто нас не ограничивал по тематике. Анна Витальевна Куприянова, которая преподавала радио, сама со студентами решала, что должно транслироваться. Были планы перекинуть вещание в главный корпус. У него была мечта, которой я тоже сильно тогда горела: взять частоту и делать радио на город. К сожалению, ему не хватило времени на это. Был бы жив, наверно, сделали бы.

– Какие у вас были первые впечатления о Тольятти?

– Жилкин говорил, что не хочет, чтобы Тольятти был рабочим посёлком, городом при фабрике. Университет был им задуман как культурный двигатель, который позволил бы городу меняться. А когда создастся нужная критическая масса людей, воспитанных в хороших традициях, в хорошей культурной среде, они бы и начали предлагать Тольятти новые тренды управления. Это развитие и научной сферы, и культурной – он в этом направлении очень много делал. Как бывший мэр [Сергей Жилкин был первым мэром Тольятти в 19**-2001 годах.] он хотел через университет продвигать Тольятти на российский и международный уровни. А город я увидела цветущим, когда приехала: яблони, одуванчики, розы и ирисы, поэтому Тольятти для меня был город-сад. Город, окружённый лесом. Город нового типа. Город, где мало камня и много зелени. Город, в котором много бытового простора и свободы для человека. Это меня очень привлекало.

В тольяттинских людях была открытость всему интересному и новому. Меня очень тронула удивительная благодарность за красоту, за искусство в театре, на концертах в филармонии. Саратовским всё же свойственен некий снобизм, они похлопают сдержанно – «да мы и не такое видели»... А здесь такая живая, горячая, благодарная реакция публики. Я и на своих лекциях это всегда чувствовала. Со временем, проанализировав, я поняла, что это такая уникальная черта города: готовность принять новое и большая благодарность тем, кто это новое даёт.

Неподдельный интерес к людям

– Вы возглавляли кафедру с августа 2004 по 2010 год. Как она развивалась в этот период?

– Работы свалилось очень много. Во-первых, в конце 2004 года была аккредитация, потом в Россию пришёл Болонский процесс: надо было переходить на двухуровневую систему обучения, открывать магистратуру и готовить новые программы. В конце первого учебного года, в июне 2005-го, я защитила докторскую диссертацию на тему «Журнал О.И. Сенковского „Библиотека для чтения“ 1834–1856 годов и формирование массовой журналистики в России». Когда я её защищала, то уже мечтала об открытии аспирантуры, чтобы готовить кадры. Потому что, когда я начала работать, у нас была очень низкая остепенённость, нам это ставили в упрёк. Так что это была задача номер один. Чтобы не приглашать непрофильных преподавателей с других кафедр, нужно было дать возможность своим преподавателям получить учёные степени, что давало право преподавания в вузе именно по этой специальности. Поэтому сначала я защитилась, а потом за мной пошли Александр Юрьевич Долгополов, Елена Робертовна Раскатова, Людмила Викторовна Иванова. Мы вчетвером в 2005 году защитились за полгода. Через два года в 2007 году Галина Владимировна Чевозёрова защитила кандидатскую диссертацию, а в 2011 году – Анна Витальевна Куприянова. Тогда у нас кафедра стала полностью остепенённой.

– Какие проекты преподавателей или студентов, реализованные в это время, вам особенно запомнились?

– Мне хотелось нового, и так и вышло. Новым было всё. Надо было установить контакт с местными журналистами, которые в определённой степени видели в нас будущих конкурентов. Нужно было зарекомендовать нашу кафедру на научном поле России, чтобы нас признали достойными готовить журналистов. До экономического кризиса 2008 года были неплохие возможности нашим преподавателям ездить на конференции, проводить конференции в Тольятти, приглашать сюда с чтением лекций крупных российских учёных. В такие моменты студенты ходили ошеломлённые и говорили: «К нам живые учебники приехали!»

Помимо развития научной деятельности, кафедра старалась укрепиться и на городском информационном поле. К нам обратились председатель общества «Вдовы Чернобыля» [Таиса Викторовна] Тяглова и [Леонид Афанасьевич] Тимонин, председатель тольяттинского филиала общества «Союз-Чернобыль». Они хотели, чтобы мы написали книги о тольяттинцах – ликвидаторах аварии на Чернобыльской АЭС. Это была большая и ответственная работа, психологически трудная, потому что она была связана с тяжёлыми испытаниями и для этих людей, и для наших студентов. С одной стороны – пострадавшие на этой аварии, все больные и даже умирающие, с другой – двадцатилетние девочки, не знающие жизни, которым хотелось думать о любви, о мальчиках, о весне и цветах; им приходилось войти в зону чужой боли, понять, принять и описать её. Не всегда хватало их умения и понимания – тогда приходилось подключаться и объяснять азы журналистской работы уже не в теории, а на практике, нужно было вести работу, чтобы у них открылись сердца, возникло сочувствие. Потому что, если они приходили и задавали формальные вопросы, им никто ничего не рассказывал. Студентам было сложно – они представляли совсем другую эпоху, мало знали о Чернобыльской аварии. Но они справились, тем самым доказали профессионализм – и свой, и наш. Когда книжка вышла в 2009 году, это было действительно счастье – и для студентов, и для кафедры. Были очень трогательные моменты, когда наши молодые авторы беспокоились, чтобы их героям или хотя бы их семьям книжка досталась побыстрее. Студенты в процессе работы стали журналистами и, главное, научились слышать людей. Это был новый проект, который показал городу, что мы можем профессионально работать.

– Какие занятия со студентами вам больше всего запомнились?

– Раньше мы вместе ходили в театр и в филармонию, чтобы научиться писать рецензии. Смысл был в том, чтобы все смотрели одно и то же, а потом писали рецензии. На занятиях мы сравнивали работы, обсуждали, кто полнее отразил какое-то событие. Это были очень хорошие мастерские, потому что ребята видели, как по-разному можно писать, учились обращать внимание на главное, исправляли свои ошибки. Я считаю, что это было замечательной практикой.

– На своих занятиях вы всегда стараетесь увлечь студентов, придумываете интересные задания. Например, разыграть заседание суда на предмете «Профессиональная этика и право». Вы всегда добавляли в свои занятия такой интерактив? Как он вообще появился в вашей практике?

– Это какая-то моя особенность. Просто я люблю ребят. Они сидят, глазками хлопают, слушают лекцию. Пусть поиграют, и я тоже по-новому их узнаю.

– Есть история, связанная со студентами, которая вам запомнилась больше всего?

– У меня был один из любимых курсов, который в 2011 году выпускался. Я помню, мы с ними решили устроить рождественский чай, и все собрались на кафедре. Я принесла еды, они тоже что-то принесли, мы согрели чай. Просто хотели погадать и что-то обсудить. А собрались, когда все занятия заканчивались, наверное, часов в пять, когда уже было темно. Вдруг внезапно в университете выключился свет. Мы все засмеялись: сидим, свечек никаких нет. Кто-то включил телефон, и у нас такой хороший разговор пошёл в темноте: про жизнь, про профессию, про планы ребят. Это было очень душевно.

– Как быстро вы поняли, что здесь, в ТГУ, на своём месте?

– Достаточно быстро, может быть, даже в течение первого года. Я над собой постоянно чувствовала «крыло» Жилкина. Мы все – ректор, коллеги и я – хотели нового. Никогда, конечно, не бывает всё абсолютно гладко, но главное – на таких моментах не заостряться и стараться быстрее переходить к тому, где мы быстрее друг друга поймём и поддержим.

Также мне очень нравилась здесь такая традиция – выезды руководства университета на природу в конце учебного года. Так сказать, для мозгового штурма, оценки того, что было сделано, и проектирования планов. Можно было что-то обсудить, недовольство какое-то высказать, в неформальной обстановке сесть и поговорить.

А ещё – вроде мелочи, но здесь было много того, о чем я мечтала в Саратове: мантии и конфедератки, посвящение в студенты, торжественные выпуски, встречи выпускников первого сентября. Это было исполнение мечты, я жила в каком-то состоянии удивления и восхищения.

– Вы работаете в ТГУ уже 17 лет. Отличаются ли студенты первых выпусков кафедры «Журналистика» от нынешних студентов?

– Сейчас большой процент студентов работает во время обучения. Мало тех, кто может себе позволить просто учиться, как, допустим, мы в своё время. Современные студенты больше сидят в электронике и меньше читают бумажных книг. Однако всё равно приходят люди с интересом к жизни и к слову, желающие что-то рассказать. Какие-то базовые вещи остаются неизменными, и это доказательство того, что журналистика – профессия, которой можно научиться. Какая-то струнка особенная должна быть в человеке от природы, но без учёбы она заглохнет, не зазвучит. Учёба помогает этому развиться.

– Какие качества больше всего цените в студентах?

– Интерес и желание учиться и развиваться.

– А в себе?

– Наверное, эмпатию. Любовь и интерес к людям, потому что это самое интересное, что есть в жизни.

Неугасающая любовь к науке и путешествиям

– У вас уже более 140 монографий, статей и методических пособий. С чем связан такой постоянный интерес к науке и исследованиям?

– С любовью к этому делу. Одно проходит, другое появляется. При этом понимаешь, что всё, что интересно, уже не сделаешь своими руками, поэтому выручают аспиранты. Конечно, надо учитывать их собственные интересы, но ведь всегда можно найти нечто общее! У меня трое защитившихся аспирантов, двое работают в вузах, а третья пока воспитывает троих детей и работает как журналист на удалёнке в московском издании. А что касается того, как приходят новые темы, приведу пример. В 2018 году, когда проходила Олимпиада, была масса спортивной информации. Я от себя этого не ожидала, но меня так сильно зацепило, как пишут спортивные корреспонденты, какая шла война на поле спортивных публикаций и как там нарушались все законы отечественной журналистики, как будто это какое-то отдельное царство-государство с другими законами, хотя это та же самая журналистика и точно так же она должна регулироваться законом о СМИ. Мне захотелось понять, почему именно в этой сфере так всё происходит, и вот уже третий год я этим занимаюсь.

– Вы всегда старались налаживать контакты с учёными из разных университетов страны. У вас сложились с ними только профессиональные отношения? Или с кем-то вы стали друзьями?

– И то, и другое. Очень важно говорить с единомышленниками, с людьми, которые живут тем же самым. Мы группа, которая понимает друг друга. Буквально вчера мне прислали книжку из Москвы по газетоведению, чтобы я на неё написала рецензию. Также я рецензировала уже после смерти Льва Ефремовича Кройчика его книжку.

Сейчас очень мало информации о том, что делается в других регионах. В советские времена была единая система отслеживания статей, публикаций и книг. Каждый мог посмотреть, например, в конце года, где и что напечатано по его теме. Сейчас этого просто нет. Считается, что люди, благодаря интернету, сами это могут находить. Однако потоки информации в интернете огромные, и не все могут работать с поисковиками и базами данных. Поэтому жаль, что выходят хорошие книги, а многие не знают, что они есть. Даже научное сообщество, которое на это нацелено, занято повседневной деятельностью и не успевает отслеживать новые публикации. Поэтому если я нахожу новую книгу, которая, на мой взгляд, хорошего уровня, то стараюсь написать об этом рецензию. Помогает укреплять научные контакты и моя работа в диссертационных советах по филологии и журналистике – Казанском и Самарском. Конечно, это дополнительный расход времени, но он окупается новыми знаниями, ведь диссертанты – дотошный народ, ориентированный на новизну. Так что, благодаря им, находишься в курсе новых направлений в нашей науке.

Вот так мы с вами вернулись к тем временам, когда я хотела быть литературным критиком...

– Чем вы занимаетесь в свободное время?

– Музыка, книги, природа, собаки.

– Знаю, вы любите путешествовать. В каких странах побывали? По какому принципу выбирали места для поездок?

– Принцип – узнать что-то новое и интересное. За свою жизнь я побывала в Голландии, Великобритании, Италии, Болгарии, Грузии, Эстонии и Латвии. Наша страна тоже очень интересная. С удовольствием познакомилась с Уралом, Сибирью, Прибалтикой (ещё в советский период, конечно) и по Волге поездила. Жаль, что никогда не была в Украине, но не теряю надежды, а ещё мне хочется вернуться в Италию, и не один раз. Ещё много куда хочется съездить. Например, в Грецию, в Австрию, во Францию.

– Если бы не журналистика, то какую специальность вы бы выбрали?

– Когда-то я хотела быть писателем. Ещё даже десять лет назад я думала, что когда уйду на пенсию, закончу с преподаванием и начну что-то писать. У меня была записная книжка с сюжетами, которые мне хотелось бы развить. Но сейчас я понимаю, что уже не сделаю этого, потому что у меня взгляд на мир изменился. Для литературного творчества нужно больше непосредственности и доверия этому миру, а у меня взгляд как рентген стал. Недаром говорится: многие знания – многие печали. Я сразу вижу, чем всё закончится, и мне это уже не даст написать книгу, потому что непосредственность удивления и вера в чудо прошли. Думаю, что из-за науки. Она развивает логическое мышление. Все тесты по психологии, которые я проходила, говорят о том, что у меня больше развито рациональное полушарие. Одна только музыка пытается меня «лечить».