Режиссёр, радиоведущий и преподаватель Елена Раскатова: «Чтобы работать на радио, нужно не бояться экспериментов»

Какие предметы больше всего нравятся студентам? Те, которые ведут интересные преподаватели! Увлечённые своей работой, профессией и, конечно, самими студентами. К таким профессионалам можно отнести кандидата филологических наук, доцента кафедры «Журналистика» опорного Тольяттинского государственного университета (ТГУ) Елену Раскатову. Юные журналисты между собой называют её «радиомамой». Такое прозвище появилось из-за предмета и особенно тёплого отношения к своим ученикам. В интервью корреспонденту медиахолдинга «Есть talk!» Никите Горбунову Елена Робертовна рассказала, в чём сходство режиссёра с журналистом, как Жанна Агузарова заставила её понервничать и почему не стоит спешить с личной жизнью.

Профессия – режиссёр

– Елена Робертовна, по образованию вы режиссёр театрального коллектива. Сейчас работаете в ТГУ преподавателем, обучаете студентов-журналистов азам радио и технике публичной речи. Почему вы не стали работать по профессии?

– Театру я отдала немало. С 1983-го по 1993-й, включая мой студенческий период, посвятила театральному направлению. Училась я очно – в Куйбышевском государственном институте культуры, по выходным приезжала в свой театр и работала там: ставила спектакли, вела технику речи, играла. В 1990 году я окончила институт. А год спустя развалился Советский Союз. Начались серьёзные экономические проблемы, любительские театры в то время просто не выживали.

– И как сложилась судьба вашего театра?

Наш театр был независимым. Изначально он назывался «Театр-студия БУФФ», в 1990 году он раскололся на два коллектива, и наша часть стала называться «Камерный независимый театр». В общем, мы никому не принадлежали, существовали как частная самостоятельная организация. Несколько лет труппа боролась, мы пытались сохранить свой театр в этой ситуации. У нас даже находились спонсоры, которые помогали нам, и мы ставили новые спектакли. Но в отчаянный момент последние деньги, которые были у театра, мы вложили в «МММ». И через три дня «МММ» рухнула. А вместе с ней разрушилась и надежда, что мы как-то сможем выжить в этом бесконечном инфляционном падении. Это были очень тяжёлые времена для всех объектов культуры, а уж маленькому театру, который пытался жить своей жизнью, оказалось совсем тяжко. В 1993 году наш театр распался. Идти работать в другой было непривлекательно для меня. И я подумала, что будущее у этого искусства если и будет радужным, то не скоро. Надо было искать другое место, где можно было реализовать себя. Работа на радио стала новой отправной точкой.

– До работы на радио вы успели поставить какие-нибудь спектакли?

– Поставить я успела два спектакля. Я ставила их вместе с руководителем театра Ольгой Колмыковой. Первый – «Предназначено на слом» по пьесе Теннесси Уильямса, а второй – «Эскориал» драматурга Мишеля де Гельдерода. Мне больше нравилось играть, чем ставить. Самые любимые роли – Пеппи Длинныйчулок в одноимённой сказке и Гермина в спектакле по роману Германа Гессе «Степной волк».

– В чём, по вашему мнению, сходство и различие между журналистом и режиссёром?

– Одна из точек соприкосновения этих профессий – умение организовать материал, проанализировать ситуацию, выделить главные движущие силы. Работа режиссёра начинается с анализа пьесы, в которой он видит противоборство, конфликт каких-то сторон или сил. И анализ должен быть очень глубокий, чтобы нигде не допустить ни малейшей фальши. Работа журналиста тоже начинается с анализа ситуации, с выявления противоборствующих сторон. Это первое сходство. Второе сходство: режиссёр как организатор выстраивает работу труппы и всех технических служб для того, чтобы сотворить спектакль. Постановка должна быть живой, а значит, все системы должны работать: и актёрские, и технические. Он выступает как организатор действия, шоу. Так же поступает журналист: он должен организовать свой материал, создать произведение, в котором всё будет понятно и ясно. А главное отличие – это то, что режиссёр имеет право на фантазию и работает по большей части с выдуманной реальностью, с выдуманными персонажами. Журналист должен работать с фактами, с действительностью. Признаюсь, сначала был соблазн: додумать, дофантазировать. Мне приходилось себя отучать от этого (улыбается).

У микрофона Алёна Раскатова!

– Восемь лет вы проработали на радио. Как вспоминаете это время сейчас?

– В мае 1995-го я пришла работать на радио «Август». Это было время экспериментов в эфире. Мы были очень свободны в своём творчестве. Создавали, реализовывали идеи, тут же их проверяли, что-то отметали, что-то оставляли в эфире. Этот период становления радио был безумно интересным. Мы вместе пережили кризис, несколько месяцев жили вообще без зарплаты. По-моему, тогда только один или два человека ушли. А остальные работали и верили, что выкарабкаемся. Ведь это тоже такая проверка на вшивость. Именно в этот момент я многое поняла: научилась оценивать реальность, не фантазировать её, научилась любить радио, любить свою работу.

– На радио «Август» вы представлялись слушателям как Алёна Раскатова. Это был ваш псевдоним?

Да. Он был во всех эфирах. Независимо от того, в каком качестве я была у микрофона.

– Почему вы не выходили в эфир под своим именем?

– Когда я пришла работать на «Август», там уже работала Елена Мартынова. Сейчас она директор радиостанции «Мир» в Москве. И так получалось, что иногда я принимала у неё эфир. Однажды генеральный директор Илья Вячеславович Фирсанов вызвал меня и сказал: «Знаешь, плохо, когда в эфире Елена сменяет Елену! Зачем эта путаница? Давай придумаем тебе псевдоним. Мне жалко твою фамилию, давай имя поменяем – на Алёну». Я согласилась. С тех пор меня в эфире представляли как Алёну Раскатову. У этой истории забавное окончание. Спустя много лет Илья Вячеславович позвонил мне и говорит: «Слушай, а ты на самом деле Алёна или Елена Раскатова?». Я говорю: «Елена». Он продолжает: «А почему ты в эфире была Алёна?». Я отвечаю: «Вообще-то, это ты мне этот псевдоним придумал!». Он так удивился (смеётся)!

– Елена Робертовна, какой гость на радио оказался самым запоминающимся?

– Мне не доверяли интервью. Я вела его всего несколько раз. Но я часто помогала проводить интервью. Есть такой человек, который сидит на телефоне и выбирает вопросы от слушателей, снимает трубку, записывает, кто звонит, какой вопрос он хочет задать, и готовит его к эфиру. Часто во время интервью я занималась такой работой. Много было интересных интервью и людей: Константин Кинчев, «Наутилус Помпилиус», Эдита Пьеха, Сергей Галанин, Жанна Агузарова... В основном музыканты приходили в то время.

– Всегда удавалось раскрыть, разговорить гостей в эфире?

– Да, артисты на интервью всегда раскрываются с какой-то новой стороны. Например, Кинчев оказался эрудированным человеком, очень глубоко знающим философию. А Валерия, хоть и взлетела тогда на самую вершину хит-парадов, была скромная и даже застенчивая. Сергей Пенкин удивительно остроумный человек. Он так шутил за эфиром (пока в эфире звучала песня), что чуть интервью не сорвал (смеётся). А вот Жанна Агузарова заставила нас понервничать. Мы очень боялись за интервью с ней: буквально накануне она устроила скандал в эфире радио «Европа+» в Самаре. Появившись в студии, певица поразила нас запретом задавать ей вопросы! Вообще! Обескураженные, мы всё же пошли ей навстречу. Она рассказала всё, что считала нужным про космос и миссию людей на Земле и... успокоилась. Мы серьёзно её слушали, не хихикали, не провоцировали. И уже через пятнадцать минут мы начали задавать вопросы, пошли звонки от слушателей. Жанна раскрывалась с каждой минутой. И никаких скандалов!

– Как профессионал, вы можете сравнить: радио было лучше тогда или сейчас?

– Когда я начинала, это были переломные для радио годы. Время, когда радио из средства массовой информации, из искусства трансформировалось в бизнес. В это время рождались интересные проекты, новые радиостанции. Многие из них до сих пор живы, например, «Наше Радио» или «Эхо Москвы». Они сохранили творческую жилку, и это слышно. Сегодня те, кто пытается создать радио, сразу делают бизнес. Такой сухой, откровенно расчётливый, с пониманием, как прогнуться перед слушателем, но не с пониманием, как его удивить. В 1990-е годы наша задача была удивить, поразить, вдохновить, создать какую-то атмосферу. Сейчас задача в эфире – не мешать. Потому что это бизнес. Не надо мешать зарабатывать на аудитории. Экспериментов боятся: а вдруг аудитория уйдёт к конкуренту, и что мы тогда будем продавать?.. Чем жёстче бизнес, тем меньше в нём творчества...

– Почему вы начали работать в системе образования?

– В какой-то момент поняла, что в своей работе упёрлась в потолок. Не потому что мне нечего было предложить или я не могла сменить амплуа на радио, а потому что, скорее, радио зачерствело, и уже любые изменения вещания могли привести к потере рекламодателя, слушателя. Руководители уже не были готовы к экспериментам, и мне стало скучно. И поэтому, выбирая между университетом и радио – какое-то время я работала и там, и там, – я выбрала университет. Здесь было интереснее.

– Это был ваш первый опыт преподавания?

– Нет, преподавать я начала ещё в институте на последнем курсе – в моей родной тридцать шестой школе, которая уже не существует. В качестве эксперимента Наталья Степановна Ярыгина (сегодня она работает начальником управления корпоративных рекламно-имиджевых проектов ТГУ) открыла филологический класс. Этот класс работал по экспериментальной программе обучения. Меня пригласили преподавать актёрское мастерство, сценическую речь и учить детей понимать театр. Там я проработала несколько лет. А уже позже опять же Наталья Степановна пригласила меня работать в вуз на кафедру журналистики – преподавать предметы по специализации «Радио». Большая была тогда кафедра, много преподавателей, много совместителей, практиков. И вот та команда мне очень понравилась. Была такая потрясающая атмосфера! И столько смелости было, столько азарта какого-то. Мне всегда нравилось начинать новое дело.

Радиомама и её «малясики»

Что вы считаете важным в процессе обучения по радионаправлению?

Прежде всего, обучать умению осмыслить, умению рассказать, умению воссоздать картину мира. Наше поколение учили размышлять. Хорошую оценку за сочинение в школе можно было получить только тогда, когда в нём есть твои мысли, твоё мнение и твои рассуждения по поводу произведения, автора и эпохи, в которой он жил. Сегодня такого нет. А проявление личности невозможно без выражения мысли. Порой у студента знания есть, а мыслей нет! И очень важно научить количество знаний превращать в качество личности. Что касается радио... Радиожурналист, ведущий программ – это собеседник. А каких собеседников мы ценим больше всего? Интересных, умных, понятных. Вот это и определяет главную задачу. Радиожурналист должен быть, прежде всего, интересной личностью. А для этого нужны не отработанные до автоматизма профессиональные навыки, а нечто большее.

– Как появилось ваше прозвище «радиомама»?

– Я не знаю, если честно (смеётся). Не я его придумала себе. Скажу так... Желание опекать, помогать адаптироваться студентам в университете, решать их проблемы было у меня с самого начала. Я сразу, как пришла в институт, особое внимание уделяла «малясикам». Где-то я понимала, что их просто нужно брать за руку и вести, надо им что-то объяснить. Так получилось, что на кафедру я пришла в 2002 году. И со студентами вместе мы переживали и Беслан, и «Норд Ост». 11 сентября и «Курск» ещё не были забыты. Получилось, что где-то внутри сердца что-то дрогнуло и мне захотелось их опекать. Не просто учить, а именно опекать, чтобы они чувствовали, что здесь, в университете, они кому-то нужны. Кому-то не всё равно, покушали они супчик сегодня или нет. А потом, спустя какое-то время, я узнала, что меня называют «радионяня». Изначально прозвище было именно такое! Якобы я нянчилась с ними. И так подозреваю, что это прозвище мне дали не студенты, а коллеги, преподаватели. Но точно утверждать не могу. А потом, когда это прозвище уже ушло в студенческую среду, они его немножко переиначили в «радиомама». А «Радионяня» – передача была такая в советском радиоэфире.

– Вы курируете сразу четыре курса. Это же такая нагрузка, ответственность...

– Неформально я всегда была куратором у всех групп. А в этом году, когда встал вопрос между кем и кем будет разделено кураторство, я решила, что мне будет легче взять на себя эту ответственность, чем менять свои общественные нагрузки, потому что это уже привычное для меня дело.

– Работая преподавателем, вы не забываете и о театре. Расскажите про театральную студию гуманитарно-педагогического института ТГУ. Как возник этот проект?

– Это болезненная для меня тема. У проекта, к сожалению, нет продолжения. Я всегда хотела сделать при нашем институте театральный коллектив, хотелось реализовать свои какие-то режиссёрские способности. До недавнего времени такой режиссёрской отдушиной были знаменитые открытые зачёты по предмету «Техника публичной речи». Поскольку сейчас зачёт по этому предмету сдаётся в виде теста, мотивировать студентов выйти на сцену стало нечем. Когда открытые зачёты прекратились, я решила заменить их театральной студией, была согласна работать на общественных началах. Но современная нагрузка преподавателя, даже бумажная нагрузка, настолько велика, что на театральный коллектив просто не остаётся ни времени, ни сил. Работа режиссёра – это когда ты двадцать два часа в сутки думаешь, планируешь репетицию, придумываешь упражнения, ищешь музыку, ищешь материал и два часа репетируешь. Для того чтобы получить действительно хороший продукт, всё остальное время, кроме репетиций, ты должен обдумывать свою работу с актёрами.

– Вы упомянули открытые зачёты. Как вы думаете, студенты выступали ради зачёта или ради того, чтобы выйти на сцену?

– Во-первых, участвовали все студенты. Это был зачёт по предмету «Техника публичной речи». Это было отдельное действо. Я приходила с ведомостью, с зачётками, тогда всё это ещё было в бумажном виде. Клала в определённое место и говорила: «А теперь про это забудем, гораздо важнее то, что вы будете показывать нашему зрителю». Зрителей набивалось очень много. Часто приходили выпускники. Всегда не хватало мест, кто-то обязательно стоял (смеётся). Мы ещё на маленьких площадках играли. И когда заканчивался открытый зачёт, они вдруг забывали, что есть ещё зачётки, ведомости. Их настолько волновало обсуждение, когда их хвалили, когда они понимали, что донесли какую-то мысль. Тогда приходило осознание, что не ради зачёта они на сцену выходили.

– Какие темы вы выбирали для постановок?

– Темы для постановок мы всегда искали глубокие. Я помню каждую. Храню все сценарии, фонограммы, афиши и программки. А вот зрители часто вспоминают те, которые им особенно понравились. По творчеству Маяковского, например. В той постановке было три Маяковских – белый, рыжий и чёрный. У каждого своя тема в творчестве поэта. Вспоминают композицию «Здравствуй, Господи». Она родилась из писем детей к Богу, очень трогательных и глубоких. Даже взрослые мужчины прослезились на показе. По биографии Сергея Есенина – она была основана на поэме «Чёрный человек». Действительно сильная и масштабная работа. А выпускники – каждый вспоминает свою композицию. Даже много лет спустя ребята говорят, что это было самое яркое событие студенческой жизни.

– Какие у вас отношения с выпускниками? Навещают, связываетесь ли вы с ними?

– Конечно, навещают и вспоминают. И поздравляют, и пишут. Я за ними подглядываю в социальных сетях. Могу годами не писать ничего. Но если в ленте новостей я что-то увидела и это меня порадовало: свадьба прошла, ребёнок родился, или работу поменял, или встревожило что-то – вот тогда я пишу.

– Дайте сравнительную характеристику: студенты 2000-х и современные студенты.

– Да, собственно, они ничем не отличаются. Отличники, двоечники, лентяи, трудоголики – они тогда были, и сейчас есть. Как влюблялись на первом, втором курсах – так и влюбляются. Как хотели замуж на третьем, четвёртом – так и хотят. Какой была жизнь – такой она и осталась.

– Елена Робертовна, что бы вы посоветовали сегодня себе как студентке?

– Я бы посоветовала меньше заниматься личной жизнью. В студенческие годы меня эта часть очень сильно волновала. Мне казалось, что учёба учёбой, а личная жизнь не должна от этого страдать. Я бы себе сказала следующее: «Учись, а когда закончишь, тогда всё и придёт». Не надо торопить личную жизнь. Надо торопить образование, потому что способность к образованию не бесконечна. Легче всего это даётся до двадцати пяти, максимум – до тридцати пяти лет. Потом уже нужно делать над собой усилия. Временем важно правильно распорядиться.

Просмотров: 1950
Читайте также:
Поделиться с друзьями
Назад к списку статей