Книга начинается с первого предложения. Искусство создания идеального начала текста
11 сентября 2022

Материал представляет собой перевод статьи, подготовленный в рамках работы студенческого переводческого бюро Тольяттинского государственного университета.

Классические художественные произведения начинаются по-разному: и лаконично, и провокационно. Хефзибах Андерсон изучил искусство создания идеального первого предложения.

Источник: freepik.com

Сколько раз мне пришлось переписать это предложение? Первое предложение похоже на дикого зверя, которого надо приручить независимо от того, составляете ли вы текст для сайта знакомств или бизнес-план. Но когда дело доходит до художественной литературы, ставки повышаются до головокружительных высот. Только представьте, сколько труда составляет написать роман: от замысла до финального редактирования. Вообразите потенциального читателя, взятого в плотное кольцо книгами других авторов, а также фильмами и сериалами, которые «должен посмотреть каждый». Теперь вам надо увидеть, как читатель тянется к книге, рассматривает обложку, листает... Пока лишь тонкая нить соединяет его с автором, а первое предложение может увлечь взявшего книгу в руки. Наделите первое предложение всей притягательной силой, на какую способны – упакуйте в него интригу, атмосферу и характер, чтобы оно звучало довольно убедительно, – и читатель вас не покинет. Неудивительно, что Стивен Кинг до сих пор проводит месяцы, а иногда годы, конструируя правильное первое предложение.

Чарльз Диккенс является одним из писателей, чьи произведения начинаются с идеальных предложений, например, роман «Жизнь Дэвида Копперфилда»: «Стану ли я героем повествования о своей собственной жизни, или это место займёт кто-нибудь другой – должны показать последующие страницы» (перевод А. Кривцовой, Е. Ланна), повесть «Рождественская песнь в прозе»: «Начать с того, что Марли был мёртв» (перевод Т. Озерской), но гвоздём программы остаётся «Повесть о двух городах», первую строчку которой никто так и не смог превзойти. Кто бы её ни пародировал, кто бы ни подражал ей, она остаётся узнаваемой даже для тех, кто не читал произведение: «Это было лучшее из всех времён, это было худшее из всех времён» (перевод Е. Бекетовой). Вечная метафора, привлекающая внимание к крайне противоречивому миру, в котором любовь и революция неотделимы друг от друга.

В ноябре 2019 года «Повести о двух городах» исполнилось 160 лет, и хотя первое предложение, прославившее роман, состоит из 119 слов (если считать по оригиналу), это не такое уж и длинное предложение для книг времён Диккенса. Ранние английские романы были неспешными и многословными. Авторы не торопились приступать к описанию сюжета, помещая в начало пространное предисловие. Сравните это с прославленным приемом in medias res, который будет доминировать в следующую литературную эпоху и позволит начинать повествование с центрального эпизода фабулы. В наши дни первые предложения изменились, как и отношение к ним со стороны критиков, писателей и даже читателей. Мы хотим надеяться, что в горстке слов заключена ДНК всего произведения, отражена суть конфликта, описанного на трёхстах страницах.

Конечно, существует ровно столько же способов начать роман, сколько и самих романов. Но можно выделить определённые идеи и проследить некоторые тенденции. Есть, например, провокационные, привлекательные и убедительные первые предложения, одним из лучших образцов которых является начало романа Льва Толстого «Анна Каренина», касающееся струн души каждого человека: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». В произведении «Посредник» Л. П. Хартли приправляет зачин печальными нотами, которые даже спустя полвека резонируют с нашим настроением: «Прошлое – это другая страна: там всё иначе» (перевод М. А. Загота). Начало «Гордости и предубеждения» Джейн Остин, соперничающее в узнаваемости с началом книг Диккенса, выражает мысль кратко, но в характерной ироничной манере: «Все знают, что молодой человек, располагающий средствами, должен подыскивать себе жену» (перевод И. Маршака).

Другой подход заключается в изложении простых фактов. Фраза: «Я – человек-невидимка» (перевод О. Пановой) – блестяще подходит для начала произведения «Невидимка» Ральфа Эллисона. Не менее лаконичным является первое предложение культового произведения Ренаты Адлер «Моторная лодка»: «Никто не умер в этом году» – фраза, полная вопросов, на которые можно ответить только после знакомства с произведением. «Тайная история» Донны Тартт манипулирует читателем ещё более ловко: «В горах начал таять снег, а Банни не было в живых уже несколько недель, когда мы осознали всю тяжесть своего положения» (перевод Д. Бородкина, Н. Ленцмана).

Необычность может быть особенно привлекательной, когда сочетается с рутиной. Это хорошо осознали Джордж Оруэлл, начавший антиутопию «1984» такими словами: «Был холодный ясный апрельский день, и часы пробили тринадцать» (перевод В. П. Голышева), или Джеффри Евгенидис, придумавший для своего «Среднего пола» такое предложение: «У меня два дня рождения: сначала я появился на свет как младенец женского пола в поразительно ясный январский день 1960 года в Детройте, а потом в августе 1974-го в виде мальчика подросткового возраста в палате скорой помощи в Питоски, штат Мичиган» (перевод М. Ланиной).

Другие авторы предпочитают делать акцент на вымысле, будоражащем воображение. Энн Тайлер – одна из тех, кто очаровывает каждого, взявшегося за чтение её книги: «Жила-была одна женщина, которая обнаружила, что превратилась не в того человека» – с этой строчки начинается произведение «Когда мы были взрослыми». Аналогичным образом Энни Пру в романе «Корабельные новости» отдаёт дань литературе прошлого: «Это рассказ о нескольких годах жизни Койла, родившегося в Бруклине и выросшего в постоянных переездах из одного мрачного провинциального городка на севере штата в другой».

 

Всё дело в настроении

Не стоит недооценивать настроение. О том, как выразить своё мнение и мысли, вы узнаете из учебников по писательскому мастерству, но для произведения не менее важны эмоции и переживания, такие, например, как и в первом предложении Пру с её «переездами из одного мрачного провинциального городка на севере штата в другой» или как в атмосферном начале единственного романа Сильвии Плат «Под стеклянным колпаком», в котором описывается время, место и, что ещё важней, душевное состояние: «Стояло какое-то сумасшедшее, жаркое лето – то самое, когда отправили на электрический стул чету Розенбергов, и я сама не понимала, что делаю в Нью-Йорке» (перевод В. Топорова). Это мрачное отчаяние поражает ещё сильнее, когда знаешь, что книга была опубликована менее чем за месяц до ухода Плат из жизни.

В первом предложении «Конца романа» Грэм Грин размышляет о природе сказочного зачина: «У повести нет ни начала, ни конца, и мы произвольно выбираем миг, из которого смотрим вперёд или назад» (перевод Н. Трауберг). Думаете, это слишком? Тогда взгляните на Итало Кальвино, придумавшего такое начало для своего романа «Если однажды зимней ночью путник» 1979 года: «Ты открываешь новый роман Итало Кальвино „Если однажды зимней ночью путник“» (перевод Г. Киселёва).

Итак, есть ли правило, как написать самое лучшее первое предложение? Неудивительно, что для писателей, обладающих достаточным талантом, никаких правил не существует. Мадлен Л'Энгл даже удалось вдохнуть вторую жизнь в графоманское клише, которое пародировали все кому не лень и в честь автора которого – хоть и не совсем справедливо – был назван конкурс на самое худшее начало литературного произведения. Я имею в виду провальное предложение «Стояла тёмная ненастная ночь...» Эдварда Бульвера-Литтона, которым в своё время зачитывались больше, чем Диккенсом, и который придумал словосочетание «перо сильнее меча». В памяти поколений затёртое первое предложение беллетриста останется благодаря ежегодному конкурсу Bulwer-Lytton Fiction Contest, проводимому в Университете штата Калифорния в Сан-Хосе, в котором участники представляют самые ужасные первые предложения из выдуманных текстов. И всё же Л'Энгл начинает свою лёгкую и обласканную критиками и читателями «Трещину во времени» теми же словами: It was a dark and stormy night (в переводе Е. Погосян – «Это была тёмная и бурная ночь»). Поклонники Чарльза Шульца вспомнят, что его знаменитый пёс Снупи, вообразив себя большим писателем, как-то напечатал на машинке эту фразу.

У каждого библиофила в запасе есть такое первое предложение, которому он без раздумий отдаст пальму первенства. Мне, например, нравится «Я сижу в раковине» (перевод В. Баканова) из «Я захватываю замок» Доди Смит. Но победителей в этом своеобразном споре о любимом начале литературных произведений нет и быть не может, ведь его нельзя воспринимать отдельно от всего повествования. В конце концов, главная функция первого предложения – заставить нас читать дальше. И своей притягательной силой самые знаменитые первые предложения в значительной степени обязаны тексту, что идёт после них. Рассмотрим, например, начало «Джейн Эйр» Шарлотты Бронте: «В этот день нечего было и думать о прогулке» (перевод В. Станевич). Честно говоря, предложение очень сдержанное и вовсе не из тех, под чьё обаяние можно попасть, но, дочитав произведение до конца, понимаешь, как много эти девять слов говорят о характере главной героини: её заниженных ожиданиях и безграничной приспособленности к разочарованиям.

 «Ребекка» Дафны Дюморье тоже начинается с короткого предложения: «Прошлой ночью мне снилось, что я вернулась в Мэндерли» (перевод Г. Островской), а вся закрученная интрига и выразительность этой фразы раскрывается по мере погружения в роман, по мере знакомства с рассказчицей и Мэндерли. Раз уж мы заговорили о длине, то одним из самых коротких известных первых предложений в литературе является фраза из трёх слов: «Зовите меня Измаил» (перевод И. Бернштейн) – первое предложение грандиозного по сути и объёму «Моби Дика» Германа Мелвилла, которое сбивает с толку и поражает одновременно.

Складывается ощущение, что выбирать книгу по её началу куда надёжнее, чем по обложке. И то, и другое является своеобразной рекламой: с помощью обложки команда профессионалов, работающая над её внешним видом, пытается донести до читателя смысл всего произведения; с помощью первого предложения автор расставляет невидимые сети, в которые попадают неопытные и доверчивые читатели. Ведь некоторые замечательные романы начинаются с совершенно не запоминающихся или даже откровенно обескураживающих строк. Например, «Дитя во времени» Иэна Макьюэна: «С давних пор муниципальный общественный транспорт связывался в представлении членов правительства и большинства обычных граждан с ущемлением личной свободы» (перевод Д. Иванова).

Справедливо будет отметить, что, хотя мы храним в своей памяти лучшие первые строки, словно медальоны с фотографиями любимых друзей, мы готовы простить любые из них, кроме самых худших. С последними предложениями дела обстоят несколько иначе, хотя есть веские аргументы в пользу их важности, сопоставимой со значимостью первых предложений. В конце концов, читатель потратил на чтение время и душевные силы, эмоционально отзывался на каждую страницу произведения, пока не перевернул последнюю. Что касается «Повести о двух городах», то – не бойтесь, спойлеров не будет – Диккенс вложил в заключительное предложение много сил и постарался сделать его по-настоящему запоминающимся: «То, что я делаю сегодня, лучше, неизмеримо лучше всего, что я когда-либо делал; покой, который я обрету, лучше, неизмеримо лучше того, что я когда-либо знал» (перевод Е. Бекетовой).

 

Источник

Переводчик: Анна Никитина

Редактор: Анна Малявина

Просмотров: 4088
Читайте также:
Поделиться с друзьями
Назад к списку статей