В Тольятти более двадцати лет существует клуб подводных экспедиций «Эпрон». Основное направление его деятельности – подводные поиски, связанные с периодом Великой Отечественной войны. Во время экспедиций были найдены такие находки, как пушка ЗИС-3 – одна из самых гениальных конструкций в истории ствольной артиллерии, торпедный катер типа Г-5, противотанковая пушка М-42 образца 1942 года, тактико-технические данные бронекатера проекта 1124 и многое другое. Руководитель клуба Станислав Долгов рассказал как об успешных экспедициях и поднятых находках, так и о том, чего на самом деле стоит бояться под водой.

– Станислав Анатольевич, за 21 год вы совершили 31 экспедицию, отыскали много фрагментов истории. Какую общую цель вы ставите перед собой в своей работе?

– Вместе с единомышленниками мы восстанавливаем утраченные страницы истории. Ведь в истории очень много «белых пятен». По итогам наших поисковых экспедиций я даже снял две серии фильма «Белые пятна Чёрного моря». Хочу хотя бы своим детям оставить небольшую память о себе, а если ещё помимо детей кто-то вспомнит меня и скажет спасибо за музей – это отлично. А кто знает, может, через сто лет этот маленький музей станет огромным центром. Хочу также воспитывать в молодом поколении патриотизм. Только не тот патриотизм, где наши – герои, а чужие – враги. Нет, я хочу, чтобы каждый ребенок уважал себя и уважал других. Тогда и войн не будет. Вот это настоящий патриотизм, и это я несу ребятам в кадетском классе, где преподаю начальную военную подготовку, экспедиционно-туристический курс, поисковый курс и подводное плавание.

– Как организован процесс «восстановления истории»?

– Мы тесно взаимодействуем с историками, археологами. Сообщаем им данные о своих находках. И знаете, для них это важно, потому что в архивах содержится большой объём неуточнённой информации. Например, в архиве указано, что бронекатер затонул в Тамани – мы находим его в 40 метрах от этого места. Также отмечается, что катер затонул после разгрузки, шёл обратно пустой и пал под авиаударом. А мы нашли возле него минную установку, и, по всем данным, шёл он в Крым разгружаться. И кроме 20 человек экипажа, погибли ещё 40 десантников. Одно дело, когда катер затонул у берегов Крыма, а другое – что он не дошёл до Крыма. Или представьте – приходят семьям погибших родственников похоронки: «место гибели – Чёрное море». Но Чёрное море размером с половину Европы. И где погиб близкий человек – в Тамани, в Одессе, в Трабзоне, в Болгарии, в Новороссийске или Туапсе – неизвестно. Это всё – Чёрное море.

– Но ведь не каждый желающий может погрузиться на дно моря или пролива и обследовать территорию. Нужны ли для этого какие-то разрешительные документы?

– Конечно. Перед каждой экспедицией мы определяемся с местом проведения, составляем навигационный план, определяемся с площадью предстоящих поисков и координатами акватории. Этот район должен находиться не дальше трёхкилометровой зоны от берега и не в районах, запрещённых для навигации. Затем готовим документы по каждому участнику, собираем сведения о наличии плавательных средств и специального поискового оборудования, составляем список аквалангистов и номера оборудования для погружений. Согласовываем план с тем органом, под патронажем которого будем работать. В разное время это были и Комитет по культурному наследию Краснодарского края, и Музей имени [Е.Д.] Фелицына, и Поисковое движение России.

Следующий этап – это подача заявки-уведомления в погранокруг Краснодарского края по линии ФСБ. Обязательно после получения всех разрешений уведомляем главу администрации того района, где будет проходить поисковая экспедиция, и участкового инспектора, встаём на учёт на местной пограничной заставе. Ежедневно перед выходом в море берём так называемый «отход в море» и после прибытия лодок на базу также докладываем об этом. Как видите, ничего сложного. Самое сложное для меня сейчас – заблаговременно собрать все данные о каждом участнике. Тянут до последнего...

– Экскурсии в музее для школьников вы организовываете бесплатно, со взрослых посетителей музея берёте символическую плату, доходов от экспедиций вы не получаете... Выходит, вы и вся ваша команда работаете за идею? Что лично вы получаете от экспедиций?

– Для меня экспедиции – это возможность сделать маленькие открытия. Наши экспедиции, на первый взгляд, – обычные поездки на море. Но наш отдых отличается от того, как его проводят большинство людей. Мы не лежим под солнцем, а совершаем погружения, стремимся найти новые документальные свидетельства войны.

Так, в 2007 году мы нашли пушку, которая сейчас стоит у Крымского моста. Это находка тольяттинских поисковиков. Я увидел её первым. Пять лет искали, а когда нашли, я достал загубник под водой и кричал от счастья – настолько был рад. Для меня экспедиции – это дело для души. Я живу этим. Меня часто спрашивают, почему я не зарабатываю деньги на дайв-турах. На это я отвечаю: «Когда начинаются деньги, заканчивается история». Экспедиция, которая организуется ради денег, перестаёт быть исследовательской.

– Вы говорили, что под водой на 15 метрах и глубже ничего не видно, а вода коричневая, но вас это не пугает. Что же под водой самое страшное и опасное для водолазов?

– Под водой страшны не внешние угрозы, а паника. Если ты всё изучил, если ты подготовился, то ты вроде бы не должен ничего пугаться. Водолазам объясняют, что нужно глубоко, размеренно дышать, не паниковать, но это лишь в книжках и в теории легко. Как только начинаешь паниковать – дышать размеренно уже не получается. Сердце молотится, дыхание учащается и просто начинаешь задыхаться. Страх тащит за собой вниз. Я паниковал на дне не раз.

У аквалангистов есть такая поговорка: водолаз должен быть толстым, тупым и ленивым. На самом деле, именно эти три характеристики позволяют комфортно чувствовать себя под водой. Подкожный жир помогает толстому человеку долго сохранять тепло, так как под водой в 25 раз быстрей идёт отдача тепла, и переохлаждение может привести и к гибели. Ленивый не будет делать лишних движений, на дне нельзя мельтешить, потому что можно запутаться в сетях, можно что-то на себе порвать или сломать оборудование. А тупой – не в умственном плане – человек не понимает опасности и спокойно чувствует себя в воде.

– Изменяется ли со временем снаряжение, с которым вы погружаетесь?

– Конечно, технологии изготовления снаряжения постоянно совершенствуются, но это больше относится к дайвингу, хоть я и не люблю это слово. И это больше маркетинговый ход – вот, смотрите, у нас новые технологии, баллоны висят теперь не за спиной, а сбоку, это так круто, их удобно перетаскивать, можно быстро поменять на другой баллон... Много новинок, прибамбасов, технологий. Но по сути дела, от того акваланга, какой в 1943 году изобрели [инженер Эмиль] Гальян и [исследователь Жак Ив] Кусто, нынешние особо ничем не отличаются, принцип действия тот же.

– Какие проблемы в вашей работе являются самыми сложными?

– Отсутствие финансирования. Все наши экспедиции организованы за свой счёт. А дайвинг – удовольствие недешёвое: нужны компрессор, эхолот, бензин, лодка и многое другое. Средств не хватает всегда. Ещё одна проблема – участие в экспедиции профессиональных аквалангистов на постоянной основе. С нами не всегда могут поехать свои аквалангисты, мы вынуждены приглашать каких-то новых людей, обучать их.

– Расскажите подробнее про свою команду.

– Люди, которые ездят со мной постоянно, – это такие же энтузиасты. У каждого своя работа, которая никак не связана с поиском или с историей. Для каждого это хобби и желание совершать открытия. В наших рядах корыстных людей нет. Недаром у нас на крещении новичков (есть такой ритуал в экспедиции) звучит присяга, в которой есть такие слова: «...не вторгаться в чертоги подводные ради корысти и злого умысла...». Специально нашему делу не научишься, но все навыки, которые могут пригодиться, мы передаём новичкам или прорабатываем и отрабатываем сами.

– Что за обряд крещения?

– На «экваторе» экспедиции мы празднуем День Нептуна. Это весёлый праздник, который мы организовываем у кромки воды. Наряжаемся в карнавальные костюмы. Все те, кто первый раз участвует в экспедиции, проходят ритуал посвящения в экспедиционное братство. Зачитывают присягу, совершают ряд обязательных действий. После чего выпивают чарку с морской водой из рук Нептуна и получают «Нептунову печать» (ластом по месту, откуда растёт хвост у русалки).

– Какие находки вы не смогли поднять со дна?

– Мы не поднимаем корабли или большие пушки, если нет гарантии, что кто-то возьмёт на себя ответственность за их обработку и хранение. Ведь нужны немалые деньги, чтобы сохранить ржавеющее железо. За поднятыми предметами надо следить, обрабатывать их от коррозии, красить. Мы считаем своими находками даже то, что лежит на дне, что мы по каким-то причинам не подняли с поверхности морского дна. Есть история – и этого уже достаточно.

– Как должны обрабатываться экспонаты перед выставлением в музее?

– В первую очередь, мы опресняем предмет – кладём в пресную воду, чтобы вышла вся соль. Потом обрабатываем его кислотой, а уже затем, чтобы предотвратить появление коррозии, красим или покрываем лаком. Иногда, если предмет небольшой, заливаем машинным маслом и варим, чтобы масло проникло во все поры.

– У вас в музее выставлены разные находки: оружие, бытовые вещи, детали кораблей и самолётов. Какие из них для вас самые ценные?

– Для меня ценны даже самые маленькие предметы, за которыми стоит история, за которыми много жизней и трагедий. Это, казалось бы, копеечные вещи: котелок с фамилией бойца или та же чернильница, но они заставляют задуматься о быстротечности жизни. О героизме людей, которые погибли за свою страну.

– Сталкиваетесь ли вы с трудностями при идентификации находок?

– Конечно, это очень сложный процесс, он может длиться годами. Например, в 1999 году мы нашли первый торпедный катер при обследовании Керченского пролива в районе косы Тузла, и дали ему рабочее название, которое, по нашим предположениям, ему больше всего соответствовало, – «№ 72». Лет шесть его обследовали, знали на нём уже абсолютно всё, всё, что можно, с него подняли. Пока кто-то не засунул руку в песок и не нашёл фрагмент деревянной щётки для одежды. Дерево от воды набухло, ворс весь осыпался. Но с обратной стороны ручки читалась выжженная фамилия – Маевский. А мы мемуары читали по бригаде торпедных катеров и списки экипажей уже наизусть знали. И оказалось, что Маевский служил на 35-м катере. И потом уже действительно начали находить свидетельства того, что это именно 35-й торпедный катер. Поэтому идентификация находок может длиться очень и очень долго. К примеру, мы десяток лет ныряем на корму немецкого катера, ищем его носовую часть, не можем найти её, чтобы понять, какой именно это катер. И опять туда поедем.

– Кто может поехать с вами в экспедицию?

– Любой желающий может прийти и сказать «я хочу с вами». Причем необязательно погружаться, можно просто поехать с нами в экспедицию на отдых. И это выйдет намного дешевле, мы ездим на своих машинах, в каждой машине по 3-4 человека, бензин делится на всех поровну, выходит примерно две с половиной тысячи туда и обратно. Обязательный взнос три тысячи – это то, на что проводятся экспедиции, без этого никак, финансирования со стороны у нас нет. И 350 рублей за трёхразовое, полноценное питание на день. Обычно едем дней на десять, поэтому выходит три с половиной тысячи с человека. Грубо говоря, десять тысяч с человека, чтобы съездить на море. Ну, тысяч пять на какие-нибудь непредвиденные расходы. Пятнадцать тысяч – это не так дорого. Ещё и всё покажут, расскажут, а захочешь – можешь и погрузиться под воду.

– У вас позади 31 экспедиция, и вы останавливаться не собираетесь. Куда планируете отправиться с экспедицией в 2018 году?

– Продолжим работу на траверзе мыса Железный рог и на природном рифе «Турецкая стенка». По итогам прошедшей экспедиции – найденный фрагмент парохода, а точнее его носовую часть и днищевый набор, идентифицировать до сих пор не удалось. Остальные фрагменты, видимо, были подняты ранее. Возможно, подъём был после Первой мировой. Но то, что судно разрушено взрывом, – однозначно. По всем архивным данным ничего похожего нет.

Поэтому нужно более скрупулёзно осмотреть все фрагменты судна, которые помогут пролить свет на его принадлежность. Продолжится приборный поиск на большой акватории с целью обнаружения затонувших объектов. Но, знаете, как всегда – начинаешь работу на одном объекте, а поисковая группа вдруг находит другой. И приходится переключаться. Поэтому что мы отыщем и чем закончится экспедиция – никто не знает. Но так даже интересней. Главное, что экспедиция будет. И мы рады всем, кто захочет вместе с нами дышать морским ветром и чувствовать соль на губах.