Второй год в Тольятти работает социальный театр. Начинающие драматурги ставят свои пьесы, написаны они по реальным историям людей, попавшим в сложные жизненные ситуации. Это проект Дарьи Поповой, реализуемый на грант Фонда Михаила Прохорова.

В драматургической основе социального театра заложена острая социальная проблема, режиссёр раскрывает её и доносит до зрителя. После показа организуется обсуждение постановки. О том, как это происходит в Тольятти, корреспонденте Молодёжного медиахолдинга «Есть talk!» Елизавета Понякшова узнала у руководителя проекта.

Театр без актёров и спектаклей

– Дарья, социальный театр в современном искусстве – явление новое и ещё не до конца «распробованное» не только зрителями, но и актёрами. А что для вас значит социальный театр?

– Социальный театр ставит социальные проблемы выше эстетических. Такой театр – прежде всего, работа с этими проблемами, привлечение к ним внимания, разговоры, изменение мнения людей. «Голосова, 20» – замечательное место, там зародилась тольяттинская драматургия. Вадим Леванов там был главным, но мы не продолжаем его традиций.

– Почему?

– Мы не заявляем о себе как о профессиональном театре, у нас нет актёров – только два режиссёра. В остальном мы воспитываем драматургов. Прежде, чем организовать публичную читку, мы показываем пьесу нашему герою.

– Как вы распорядились деньгами, полученными в виде гранта Фонда Михаила Прохорова?

– Все деньги, полученные от гранта, пошли на аппаратуру. Купили микрофоны, прожекторы, колонки, ноутбук, камеру, диктофоны, столы, принтеры. Но хотели бы ещё отремонтировать пол, потому что он очень плох. За время нашей работы было сыграно три читки: «Скорая приедет не скоро» – про наркозависимых людей, «Путь домой» – про бездомных людей, Skill – про женщин-заключённых. Прийти и посмотреть читку все желающие могут бесплатно. По плану следующая пьеса будет сыграна в августе. А в мае состоится первый спектакль, поставленный по пьесе Дарьи Тарасовой «Путь домой». Она была одобрена театром «Дилижанс» и сыграна профессиональными актёрами на конкурсе «Премьера одной репетиции», так же как и пьеса «Скорая приедет не скоро» Степана Зубрилина.

– Если, как вы сказали, в социальном театре нет профессиональных актёров, то кто же эти люди? Как вы их находите?

– У нас лаборатория драматургии, поэтому у нас нет актёров, у нас только драматурги. Все они волонтёры, приходят по желанию, когда мы объявляем набор. Некоторые из них ходили в театральные студии, но все они любители. Они добровольно захотели помочь проекту – бесплатно сыграть в пьесе. Все участники разных возрастов. Кажется, что эта волонтёрская затея только для молодёжи, у которой нет обязанностей, но это не так. У нас есть и взрослые драматурги, кто не в первый раз участвуют в читках. Из профессионалов у нас только режиссёры.

«Чаще всего молодые писатели начинают именно с фэнтези. Они не могут начать с чего-то глубокого, так как у них ещё нет жизненного опыта...»

– Герои социального театра – это реальные люди со сложной судьбой. Как участники проекта находят героев для своих пьес?

– Драматурги сами ходят в приют для бездомных, там же потом играются читки. Бездомных мы отлавливали в «Банке вещей». Отлавливали, потому что у них нет телефонов, нет определённого места пребывания, мы не знали времени, когда они приходят. Мы просто сидим в «Банке вещей» и ждём.

– Речь о месте, куда можно принести вещи для бездомных и погорельцев?

– Да. К тому же с любыми группами риска мы работаем только через социальных работников. Все наши партнёры – это организации. У нас только документальные истории. И всё происходит исключительно добровольно. В пьесах мы лишь изменяем имена.

– Все пьесы в вашем театре затрагивают острые социальные проблемы. На что вы ориентируетесь, когда выбираете темы для пьес?

– Когда мы набираем ребят, сразу рассказываем им о трёх направлениях нашей работы – это бездомные, наркозависимые и женщины-заключенные. Первое время идёт теоретический курс о том, как писать пьесы, мы рассказываем им о том, что это такое. За это время участники должны определиться, какую тему они выбирают, и после этого мы ищем им героя. Когда появятся новые партнёры, помимо существующих, мы возьмём и другие темы.

«Эти истории должны быть услышаны»

– Вот драматурги набраны. Чему их обучают? С чего начинается работа?

– В первую очередь, мы рассказываем о том, что писателям необязательно начинать с выдумок. А чаще всего молодые писатели начинают именно с фэнтези. Они не могут начать с чего-то глубокого, так как у них ещё нет жизненного опыта, многие ситуации они ещё не переживали. Средний возраст драматургов в нашем коллективе – 25 лет. То есть это ещё молодые люди. Они не в силах поставить спектакль, который бы меня как-то удивил. Но я предлагаю им учиться на практике, взяв чужую историю. Они делают полезное дело и в то же время учатся. Это меняет их. Много отсеивается людей, когда надо уже что-то делать, писать пьесу. Но я рада, что они хотя бы послушали об этом. В прошлом году я намечала три читки, так и вышло. В этом году планирую так же. У ребят уже началась практика, темы всё те же. Мы хотели сотрудничать с психоневрологическим диспансером, но они не отвечают нам взаимностью.

– И как драматурги после обучения выстраивают коммуникацию со своим героем?

– Драматург знает, что перед ним человек пострадавший, которого не понимали и никогда не слушали, который не умеет внятно выражать свои мысли. У него проблемы с коммуникацией, ему кажется, что весь мир против него, что он виноват. В этот момент обученный драматург, с которым работал психолог, говорит герою: «Я очень хочу услышать твою историю, для меня она очень важна, я считаю, что с тобой неправильно поступили. И я хочу рассказать об этом людям. Мы покажем твою историю. И мы не будем обманывать». Сначала с нами боялись работать, потому что не было доверия к прессе, которая всегда всё переиначивает, и нас с ней ассоциировали. Мы не занимаемся тем, чтобы рассуждать, прав человек или нет. У нас в постановках нет оценки, мы просто показываем ситуацию. В пьесе герои матерятся, у нас много мата, мы не прилизываем текст.

«И когда была первая читка, я позвала настоящую героиню, она пришла со своим надзирающим офицером. Актёры начали играть – в конце читки рыдали все»

– Вы сказали, что эта работа меняет как драматургов, так и самих героев. Можете рассказать поподробнее?

– Верно, драматурги, когда пишут эти истории, меняются внутри. Они понимают, что мир не состоит только из наших оценок: «хорошо» или «плохо». И он понимает, что искусство и литература – это голос и других людей тоже, что у тебя есть возможность сказать за конкретного человека. Ведь он сам не может, его никто не слушает, его как будто нет. И вот ты становишься этим человеком... И в этот момент искусство работает. И это делает нашу работу важной. Сам герой тоже меняется. Мы показываем ему эту пьесу. Он плачет. Недавно я увидела в колонии женщину, которая была главной героиней нашей пьесы: она очень изменилась, похорошела, у нее поднялась самооценка, она стала счастливее. Мы говорили ей, что она не виновата, что с ней несправедливо обошлись, что она красивая и умная. Мы доказывали ей, что она может помочь таким же людям, как и она, что она наконец будет услышана.

– Когда пьеса уже написана, как проходит работа с актёрами-добровольцами, которые приходят читать пьесу?

– У нас была такая интересная ситуация: мы играли пьесу про женщину-заключённую. В ней основной вопрос – почему она не уходит от человека, который над ней издевается?. И у нас актрисы говорили, что не понимают свою героиню, не понимают, почему она не уходит. Разве такое вообще бывает?.. И когда была первая читка, я позвала настоящую героиню, она пришла со своим надзирающим офицером. Актёры начали играть – в конце читки рыдали все. Играть жизнь человека прямо перед ним – это необычный опыт. Одно дело, когда ты представляешь этого человека, другое – когда вживую его видишь. И потом мы играли эту пьесу в колонии – и так же обсуждали. Вот сколько жизней мы старались поменять, даже не перейдя к самим читкам.

«Я ищу в свою команду троечников»

– После читок, во время обсуждения пьесы, какие вопросы обычно люди задают, чем интересуются?

– В зале разгораются споры. Все высказывают свои страхи и опасения, потом сомневаются в том, правда это или нет. Приходят к нам также эксперты из других театров. К примеру, в пьесе про бездомных «Путь домой», герои приходят к своему дому – землянке в лесу, а её разрушили. И это действительно было. Мы просто это показали на сцене. В пьесе также рассказывается о том, как многим бездомным ломают руки в подъезде, чтобы они больше не приходили. А на улице минус двадцать. За медицинской помощью они обратиться не могут, потому что у них нет полиса.

У бездомных специфический запах – это запах мочи. Всё потому, что в зимний период они отмораживают себе почки. Из-за того, что они грязные и воняют, их выгоняют. Как-то на обсуждении пьесы про бомжей был вопрос из зала: «А у нас в городе вообще бомжи существуют разве?». Это иллюстрирует замыленность взглядов нашего общества – люди просто не видят, не замечают их. Но они есть.

«Я запустила идеологию гуманизма, чтобы жертв в мире было меньше»

– Даша, почему, на ваш взгляд, социальный театр, который выводит на свет разные злободневные явления и «несправделивости» жизни, интересен людям нашего города?

– Люди ходят на читки, потому что им любопытно. Я читаю лекции по литературе в колонии каждый месяц. И первое время я ходила и рассказывала им скучную историю литературы, как в школе. Им это все было не интересно. В один день я пришла и просто рассказала о произведении на их языке. И поняла, что искусство – оно для всех. Люди могут принимать или не принимать. Моя цель – только показать историю. И я всегда рада любому мнению, даже самому негативному. У меня нет задачи – расширять целевую аудиторию театра. Мы некоммерческий проект и не ориентированы на прибыль, я не стремлюсь к популярности. Но да, мы пробуем новые форматы, развиваемся и хотели бы, чтобы нас поддерживали.

– Образование журналиста, которое вы получили в Тольяттинском государственном университете, как-то помогло вам в писательской и театральной работе?

– Как писатель, я скажу, что только журналистское образование может сделать писателя. Филологическое образование слишком теоретизировано, там нет новаторства. Журналистское образование помогло мне познакомиться с современной литературой. Мне нравилось учиться, я смогла раскрыться в университете. Это была моя зона комфорта и взращивание меня. Там я социализировалась среди людей, схожих со мной по взглядам. После института меня повела дорога увлечений. Я просто хотела писать.

– Как вы можете охарактеризовать современное культурное развитие Тольятти?

– Я считаю, что признаки вымирания культуры в городе – это когда помещений больше, чем инициатив. У нас в городе кадровый голод на творческих людей. Когда я сейчас разговариваю с молодёжью, часто слышу: «Мы ничего не изменим, всё это только в книгах. Так было всегда и будет всегда». Но на самом деле это идеология застоя, которая внушается сейчас через СМИ. Она страшна. Мы должны постоянно улучшать жизнь вокруг себя. Концепция социального театра очень простая. Но она работает. И все те люди, которые откликнулись, очень сильно мне помогли, без них ничего бы не было. Это социальные работники, администрация колонии. Я запустила идеологию гуманизма, чтобы жертв в мире было меньше. Мне очень повезло, что, когда я начала заниматься проектом, отозвался театр «Дилижанс». К нам приходил художественный руководитель театра Виктор Мартынов, он читал у нас лекцию о том, как режиссер выбирает пьесу для постановки. Мои знакомые из других театров также приезжали и читали лекции. Нас поддерживает администрация библиотеки – на её территории мы делаем соцтеатр, поддерживает департамент культуры [администрации городского округа Тольятти]. Классические спектакли по произведениям классической литературы – это дела отличников. Я ищу к себе в команду троечников – ребят-креативщиков, которые сначала халтурят, а потом выдают что-то невероятное.