Режиссёру очень важно найти своё место. Место, где бы его понимали и где бы он смог создать свой мир. Режиссёр и актриса театра «Дилижанс» Алёна Савельева успела поработать в трёх театрах Тольятти, но смогла получить второе дыхание только в «Дилижансе». Для неё фестиваль «Премьера одной репетиции» стал своеобразным трамплином к новым знакомствам, идеям и творчеству.

Фестивальные работы Алёны – это спектакли «Несбывшееся», «Белкины сказки», «Море-океан», «Олеся» и победитель двенадцатой «Премьеры...» – «Такие правила». Зрители отмечают в постановках режиссёра лёгкость, символизм, глубину и чувственность. Алёна Савельева убеждена: нужно ставить то, что действительно хочешь, ведь искусство – это по любви.

В третьем и заключительном выпуске совместного проекта Молодёжного медиахолдинга «Есть talk!» и театра юного зрителя «Дилижанс» мы поговорили с Алёной Савельевой и узнали, как кино привело её в театр, а античная трагедия вернула в родной город, можно ли с помощью спектакля говорить о важном (и даже страшном) и возможно ли уместить целый мир в одном чемодане. Усаживайтесь поудобнее – репетиция начинается!

Кстати, фестиваль «Премьера одной репетиции» выиграл грант Президентского фонда культурных инициатив. Это значит, что с 20 по 26 июня 2022 года можно будет увидеть новые интересные и оригинальные эскизы.

Сначала я думал, что семейная столовая в торговом центре не самое удачное место для проведения интервью: повсюду бегают дети, их родители громко разговаривают между собой или по телефону, а между столиками то и дело громыхает тележка, на которую персонал складывает грязную посуду.

Занимаю место возле окна: и света достаточно, и сразу можно будет увидеть мою собеседницу. Решив, что для долгого разговора необходим кофе, покупаю напиток и жду Алёну Савельеву.

Пишу ей:

Сергей, 15:40: Здравствуйте! Я уже тут – возле окна, справа у входа.

Алёна, 15:40: Ого! Хорошо. Буду с дочкой, она обещала играть спокойненько в «Лего» :)

Алёна вместе с маленькой дочкой Лерой приходит через несколько минут. Отводит девочку в детский уголок и садится за наш столик. Милая улыбка, волосы, отливающие золотом, светлые глаза и удивительно открытое лицо... Тут понимаю, что и бегающие вокруг дети не такие шумные, а наоборот – очень милые и смешные, и само кафе стало более уютным и тёплым, по сравнению с бушующей за окном вьюгой.

– Вы не будете против, если наш разговор будет записываться?

– Да-да, без проблем, – отвечает Алёна.

– Отлично! Думаю, можно начать с «Зеркала»...

«„Штамповали“ короткометражки, ездили на фестивали»

– Алёна, во время обучения в школе вы параллельно ходили в городскую студию детского кино и телевидения «Зеркало» (ныне Молодёжный медиахолдинг «В ЦЕНТРЕ»). Чем вы там занимались?

– Тогда у нас преподавали Ольга Александровна и Дарья Александровна Савины. Мы писали сценарии и снимали игровые фильмы. У нас тогда не было такого списка задач, как, например, на «Зазеркалье» (городской фестиваль экранных искусств. – Прим. авт.), поэтому «штамповали» короткометражки, ездили на фестивали в Киров...

– У вас ещё была школьная телестудия «Типакино»...

– Буквально пару лет, да. Так получилось, что было «Зазеркалье», нас спросили, не хотели бы мы поучаствовать, я решила: а почему бы нет? И сказала ребятам: «Давайте тоже что-нибудь сочиним, придумаем». А у меня ещё тогда были подростки, с которыми очень тяжело складывалось в плане театра... В общем, решили мы попробовать поучаствовать в одном фестивале, за пару месяцев «наклепали» все задания.

– А в какой именно момент вы заинтересовались театром?

– Изначально я «загорелась» кино, поэтому и пошла в «Зеркало». Хотела узнать больше об этом мире: а что? где? как? У нас был преподаватель Татьяна Владимировна Малыгина. Она мне посоветовала книгу «Мастерство актёра и режиссёра» театрального педагога Бориса Захавы. И тут я резко поняла, что меня это всё завораживает и мне это подходит.

Очень эрудированная девочка

– С 2009 по 2014 годы вы обучались в Санкт-Петербургском государственном университете профсоюзов (СПбГУП), на кафедре режиссуры и актёрского искусства. Почему вы поступили именно в Санкт-Петербург? В Самаре тоже есть институты культуры...

– Просто захотелось, наверное... Я и пожить хотела, и в каком-то смысле сбежать из родительского дома, а Самара – это довольно близко... Такая подростковая была история. Я, конечно, ещё советовалась, и мне говорили, что, если есть такая возможность, нужно ехать – в Москву или Питер.

– У вас были сомнения по поводу поступления в вуз в большом городе?

– Сомнения были в себе, наверное. Страшно было бы, если бы я не была уверена, что этого хочу, но нет – я этого очень хотела. Даже дилеммы между кино и театром не было, потому что поступление – вещь достаточно сложная, у меня была идея пробоваться на как можно большее количество мест. Обучение на два города я бы не потянула финансово. Поэтому выбрала Петербург – поступала и на кино с телевидением, и в театральный.

– Как вы поступали в СПбГУП?

– Как-то непонятно, за счёт собеседования. Читала [прозу] я не круче всех, мне сразу об этом сказали. Я поступала на режиссуру, и как раз собеседование сыграло решающую роль, потому что я много читала (любила это делать), знала много пьес, драматургов – было всё интересно! Я на тот момент увлекалась античностью, древнегреческой литературой. Начала про это рассказывать, и, видимо, произвела впечатление очень эрудированной девочки, и только, кажется, за счёт этого мастер сказал: «Ладно, иди».

– Вы обучались на кафедре, названной в честь театрального педагога и режиссёра Зиновия Корогодского (1926–2004). Вам удалось познакомиться с основными принципами мастера?

– Все традиции школы нам насаждались очень активно, хотя некоторые из них к Корогодскому отношения имели мало. Но с точки зрения школы, когда я общаюсь с непосредственными учениками Корогодского, у меня возникают ощущения, что какие-то взгляды у нас схожи.

– Как проходил учебный день?

– Как и во всех центральных [театральных] вузах, наверное, – безумно. Встаёшь к 8:30, идёшь на пару, сидишь на истории театра, русском языке, экономике, истории профсоюзного движения России или ещё на какой-нибудь ерунде (смеётся). Ещё по утрам у нас могли быть занятия по движению, акробатике, танцу... После обеда начинается либо сценическая речь, либо актёрское мастерство. Так до десяти вечера ты репетируешь свои этюды, спектакли... Любимыми предметами были мастерство, речь и танец – все специальные дисциплины. Фехтование тоже очень нравилось.

– Получается, у вас только режиссёрское образование?

– Да нет, у нас на кафедре учились и режиссёры, и актёры. Мы также играли во всех дипломных спектаклях. Нас просто больше нагружали режиссурой, и мы учились на год больше.

– После университета вы вернулись в Тольятти. Почему?

– История любви (улыбается). На третьем курсе я познакомилась со своим будущем мужем. Когда я была на четвёртом году обучения, он прилетел ко мне с кольцом. Было понятно, что у него в Тольятти и дом, и работа, и вся жизнь. А у меня в Питере ничего особо и не было... Так и сложилось.

«Хочу делать театр, в который верю»

– В Тольятти вы ставили свой дипломный спектакль по пьесе Софокла «Антигона». Премьера состоялась в Молодёжном драматическом театре (МДТ). Как так вышло?

– Когда писала заявку на диплом, я в первую очередь написала в «Дилижанс», но мне отказали, потому что пьеса не прошла. Просили поменять, но тема диплома была уже утверждена. Проще было поменять театр. В «Колесе» предложили поставить у них детскую сказку, я сказала, что это совсем не вариант. И условия там были такие, что все финансы я организую сама, и театр там был только в выигрыше. МДТ сразу дал добро и [создал] все условия, а мне было важно делать именно «Антигону»: там и тема диплома была утверждена, и решение придумано, и оформление, и грант под неё написан, и вообще – горела она у меня в сердечке (улыбается).

– Поговорим теперь о «Дилижансе». Вы однажды упомянули, что именно этот театр подходил вам больше всего. Чем именно он вас привлёк?

– Я совсем не знала на тот момент про «Дилижанс». До 2012 года он был любительским [театром]. Потом вспоминала, что ходила туда на спектакли... Я знала только про «Колесо». Когда была студенткой, тоже туда приходила на спектакли, и как-то тяжело мне от этого всего было... Думаю, в первую очередь это я ему [«Колесу»] не подошла. Сложно объяснить. Просто не моё. А идти против себя больно. Хочу делать театр, в который верю. И когда я попала в «Дилижанс», сделала выдох: «Кажется, я смогу жить в этом городе, слава богу!» Это, кстати, был спектакль «Зима» (режиссёр Дмитрий Марфин. – Прим. авт.), где играли Пётр Зубарев и Леонид Дмитриев.

– И что вы поняли после просмотра спектакля?

– Я поняла, что это для меня театр. Вот это я понимаю, этим мне хотелось бы заниматься, с этими актёрами я хотела бы работать. Начала туда ходить, смотреть [спектакли] и – воу! – поняла, что это для меня очень большое везение. Не в любом провинциальном театре я бы смогла так себя чувствовать. Это как с влюблённостью или дружбой: начинаются какие-то отношения, и понимаешь – это твоё! С абсолютным большинством [из «Дилижанса»] я разделяю взгляды. Мы смотрим спектакль, высказываемся. Даже если встречается противоположное мнение, я могу этих людей понять. Например, когда я работала один сезон в «Колесе», поняла, что очень сложно, когда ты что-то делаешь и понимаешь, что тебе это не подходит. Так что и художественное руководство, и основной костяк артистов, которые разделяют [твои взгляды], тоже сильно влияют.

– Почему вы решили принять участие в шестом фестивале «Премьера одной репетиции» в 2015 году?

– Я не понимала, как мне в принципе оказаться в театре. С «Антигоной» не «выгорело» – проект был очень сложный. Поняла, что работать в МДТ мне не очень хотелось. А в тот момент к нам в гости приехал [актёр] Дмитрий Марфин, он дружил тогда с моим мужем. Приехал и начал жаловался нам на жизнь (смеётся). У него был какой-то проект со своими сложностями. Начал нам всё рассказывать и спросил: «Алён, а что ты не участвуешь в фестивале?» И я такая: «А правда, что я не участвую?» Подала несколько заявок, повстречалась с некоторыми актёрами, в итоге [худрук] Виктор Валентинович Мартынов одобрил постановку «Несбывшееся», познакомилась потом с моей музой – [актрисой] Асей Гафаровой, с которой мы много всего делали... Так я вошла в «Дилижанс» первый раз.

– Чем вас привлёк фестиваль?

– Это возможность что-нибудь поделать. Можно прийти с любой идеей и воплотить её – классно! Делаем!

– Алёна, когда вы пришли в «Дилижанс», вы, естественно, никого не знали. У вас не было сложностей вливаться в новый коллектив?

– Конечно, сложности всегда были. Мне даже жутко было, когда репетировали с незнакомыми ребятами. У меня всегда дыхание перехватывает, не знаешь, что будет. Но в основном это моё внутреннее состояние, не знаю, как это снаружи ощущается. Но всегда это перетекает в какие-то классные отношения. Все друзья, которые у меня появлялись уже во взрослом возрасте, – это люди, с которыми я работала. Других поводов знакомиться у меня, наверное, нет (улыбается).

«Эмоции в театре – это по моей части»

– Ваш первый спектакль на фестивале – «Несбывшееся. Таня. Анна. Хельга» – основан на дневниках и письмах Тани Савичевой, Анны Франк и Хельги Геббельс. Почему вы выбрали именно эту тему?

– Началось всё с того, что я прочитала письмо Хельги Геббельс. Дневник Анны Франк я прочитала ещё давно, и тогда эта тема меня задевала. Внутри – страх по поводу того, что происходило. Почему так, зачем? Мы сначала говорим об этом, а потом идём в этом участвовать. У меня от этого немного подгорало. Вообще, это был очень пацифистский спектакль, и я тогда сама ещё чувствовала себя ребёнком, который ничего не может сделать, ничего не решает. И вот эти три девочки тоже ничего не решали, они оказались в «мясорубке», хотя вроде бы находились достаточно далеко от этого. Например, Хельга, дочь нациста, – ты понимаешь, что ей было точно так же страшно, что для неё так же плохо всё закончилось. Как-то это отозвалось во мне, я начала «копать», запостила себе одну цитату: «Нет победителей и проигравших. Есть живые и мёртвые». К сожалению, это так: все несут гигантские потери, никогда такого делать не стоит.

– Как зрители восприняли этот спектакль?

– Хорошо. У нас был безумный аншлаг, люди просто «напихивались» в «Чёрный квадрат» (камерный зал «Дилижанса». – Прим. авт.). Было очень душно, страшно, непонятно было, как это всё сработает... За день до премьеры были, конечно, прогоны, но мне казалось, что это какая-то чушь, никому это не понравится... У меня тогда вообще было мало веры в то, что я делаю, думала, этого ли я хотела или не этого... Тем не менее было очень много хороших отзывов, кажется, зрителей удалось зацепить. Вообще, эмоции в театре – это по моей части (смеётся). Если с точки зрения какого-то разбора [спектакля] у меня были к себе вопросы, то именно эмоциональная составляющая всегда случалась.

– Актёры, конечно, вас поддерживали?

– Да, у меня были чудесные актрисы [Ася Гафарова и Оксана Брыжатая], которые эту историю вели. У нас был один прогон без музыки – просто с девочками собрались. Они сидели на стуле, перебрасывались репликами, и я поняла, что это уже на уровне текста хорошо срабатывает.

– Вы не переживали, что ваша постановка «Несбывшееся» не победила?

– Нет, не переживала. Вообще, почти каждый год, когда было голосование [за лучший спектакль], выбор зрителей меня удовлетворял. Например, спектакль «Плаха» (режиссёр Екатерина Зубарева. – Прим. авт.) – очень крутая работа! Мне бы хотелось, чтобы она и сейчас восстановилась. По сравнению с «Несбывшимся» в «Плахе» высказывания на схожую тему получились даже больше на языке искусства.

«Я не строгий режиссёр...»

– Алёна, почему вы решили продолжить участвовать – заявились на седьмой фестиваль «Премьера одной репетиции» (2016)?

– Я как раз сезон отработала в «Колесе». В «Дилижанс» меня не взяли – не было ставок. [В «Колесе»] очень было тяжело, сильно я была не на своём месте. Пыталась что-то делать, но всё было как-то криво. В итоге ничего не сделала. Уходила с мыслью, что это не моя профессия, я для неё совсем не гожусь – ни со своим характером, ни со своим складом психики. Поняла, что не могу через насилие воплощать какие-то идеи. Мне кажется, искусство – это по любви. Я не строгий режиссёр. Много раз мне говорили: «Зачем ты в это лезешь?» Короче, тогда казалось, что не стоит работать в театре. И вот опять фестиваль, и я подумала, зачем мне опять сидеть? Хотелось что-то такое сделать...

– На седьмом фестивале вы участвовали со спектаклем «Белкины сказки» по произведению Тоона Теллегена. Как у вас возникла эта идея?

– Всё началось с идеи сделать рождественский вертеп. Чтобы были «кукляшечки» и рождественская история... Должен быть такой театр, чтобы его можно было бы достать из коробки и где угодно сыграть. А Теллеген как материал лежал у меня уже давно. Тогда его только-только перевели на русский язык. Я побывала на одном спектакле [по сказкам Теллегена], который проходил за большим столом в кофейне. Была знакома с актёром, который читал сказки. Он сидел за ноутбуком, включал музыку и читал с листа. Потом надевал разноцветные шапочки, персонажей было много. Он мне очень запал в душу. Помню, я сидела с кружкой кофе и рыдала. Подумала, это надо когда-нибудь поставить. И тут сложились две идеи: с вертепом (который так и не состоялся) и с этими сказками. Я быстро отобрала несколько историй и немного их подредактировала. Так что этот актёр меня в какой-то степени спас. Благодаря ему я осталась [в профессии]. На тот момент мне уже хотелось стать домохозяйкой (смеётся).

– Про что этот спектакль?

– О любви, об отношениях, одиночестве... О том, насколько сложно быть понятым, понимать самому и осознавать, что в конечном счёте мы все довольно-таки одиноки, именно по-человечески. Иногда мы стараемся проникать друг в друга, но это очень сложно. Вообще, абсурдность историй, ситуаций, диалогов там подчёркивает абсурдность жизни, отношений между людьми. Там даже нет сюжета, это набор новелл про белку и муравья.

– Это же моноспектакль?

– Да. Я решила, что, раз у меня [после работы в «Колесе»] не получается играть с актёрами, буду просто сама с собой: с игрушечками, коробочками и прочим реквизитом.

– Благодаря роли Белки вы победили в номинации «Лучшая актриса». Как вы прорабатывали этот образ?

– Я больше занималась такими актёрскими придумками. Что-то я подсмотрела у [актрисы] Ирины Горбачёвой, когда она ещё вела свой блог с мемами, ходила в лес и там повторяла текст, придумывала голоса персонажей. А в остальном [продумывала образ] так, как чувствовала.

– Эксперты фестиваля как-то отметили вашу актёрскую работу?

– Тогда на фестиваль приехала [театральный критик] Оксана Кушляева. Она ко мне подошла, очень хорошо всё прокомментировала. Я такая: «Вау! Мне всё-таки это можно?» Для меня её слова были неким одобрением, разрешением.

«Мир должен это увидеть»

– В следующем, восьмом фестивале (2017) вы приняли участие с постановкой «Море-океан» по роману Алессандро Барикко. Как возникла идея постановки?

– На следующий день после того, как я прочитала [роман], у меня в голове уже была сценография: шкаф, тряпочка, отель и эта атмосфера... На меня всё это нахлынуло, как будто это не я всё придумала. Казалось, что это уже было и мне нужно просто поставить. И тут как раз появились артисты, которые могли всё сделать, причём каст был просто идеальный (Андрей Пономарёв, Константин Федосеев, Анна Митрофанова, Ася Гафарова, Леонид Дмитриев, Олег Андюшкин, Наталья Фомина, Дарья Шевелева, Станислав Мустафин. – Прим. авт.). Мне казалось, что мир должен это увидеть, познакомиться с этим автором [Алессандро Барикко]. До сих пор мне кажется, что это было классно. Окей, кому-то было что-то непонятно, кому-то не слышно, но как эскиз это состоялось. Мне не стыдно за эту работу.

– В чём была сложность постановки этого спектакля?

– Это прям поэзия – там очень много атмосферы в авторском тексте. Со сцены его читали [в том числе] дети, которых всё время увозили на дачу, или они что-то забывали. Технически спектакль сложный: тут натянуть, тут достать... То, что все называли спецэффектами (хотя там их не было), было сделано из одной тряпочки. Во время спектакля я стояла за кулисами и рулила: туда, сюда... Короче, был головняк.

– Вы намекнули, что постановка была воспринята неоднозначно...

– Она почему-то была очень обсуждаемая. Вообще, в тот год всё было как-то остро, я очень переживала... Многие просто не поняли. Зал разделился поровну: кто-то вообще не понял, писали, что это просто красивая картинка... Комментарии в группе [в социальной сети] были очень жаркими: негативные («Ну я всё понимаю, но как так?!»), очень странные («Почему режиссёр в шортах?! Моя мама приехала в вечернем платье, а тут это...»), смешные («Если уж я ничего не понял, то как себя чувствует обычный зритель?»; а мы читаем и думаем: «А вы кто?»). В принципе, история получалась читаемой, просто какие-то вещи получились недопроявленными. Я спокойно отношусь к негативным комментариям, потому что если кому-то что-то не отозвалось – это нормально. Но в тот год у меня впервые появилось ощущение, что я сделала то, что хотела. Это было ещё очень робкое чувство.

– Как этот спектакль повлиял на вас?

– Мне очень хотелось победить. Хотелось ещё поработать, и в театр я влюбилась бесповоротно. Наверное, это было из-за того, что я впервые соприкоснулась с таким количеством актёров и столько времени провела с ними. Тогда мы очень крепко подружились, приходили после репетиции домой, заказывали пиццу, сидели до середины ночи, репетировали монологи. Как-то раз вообще собрались на репетицию в театр в час ночи, потому что Лёня [Дмитриев] как раз защищал диплом в Самаре. Он ещё сломал палец на последнем прогоне, и мы не начинали спектакль, пока он не приехал из травмпункта. То есть зритель в зале, а Лёня в больнице. Ждали, пока он приедет на премьеру с палочкой и в гипсе (улыбается).

«Что хочешь, то и делай»

– После восьмого фестиваля вы сделали перерыв и вернулись уже на юбилейную, десятую «Премьеру...» (2019). Тогда у вас был спектакль «Олеся» по повести Александра Куприна. Каким он получился?

– Очень интимным, актёрским. Помню, я сидела в «Чёрном квадрате» на коврике, смотрела, и это было настолько тонко, аккуратно, точно, что перехватывало дыхание. Во многом это заслуга ребят, я там сделала очень мало. Мне кажется, постановка «выстрелила» ещё из-за точного тандема актёров [Пётр Зубарев и Ася Гафарова]. Проблема была в том, что я ни одного прогона не посмотрела с дальнего ряда и были сложности со светом. На премьере я встала со светооператором, чтобы ему помочь. Смотрю спектакль и понимаю, что вся магия осталась там [на первом ряду]. Поняла, что наблюдаю за скучнейшей историей. Иногда даже хотелось выйти.

– И как зрители восприняли спектакль?

– Тоже, кстати, неоднозначно. В целом хорошо, потому что критики сидели на первом ряду. Потом они отметили, что всё было круто и точно, а в комментариях зрители писали, что было безумно скучно. Я понимала, о чём они. Но я об этом не жалею. Мы с Асей потом обсуждали [спектакль] и решили, что, если бы мы чуть «плюсанули», всё бы умерло. Мы этот спектакль сделали за неделю в «Режиссёрской лаборатории», и вытащить его на масштаб мы бы просто не успели. Скорее всего, тогда это была бы неправда.

– Как, на ваш взгляд, в современном театре нужно ставить классические произведения? Важно ли сохранять оригинальную форму первоисточника или её необходимо адаптировать под современного зрителя?

– То, что ты хочешь увидеть на сцене, то и делай. Если тебе важно сохранить историчность, то сохраняй, вопрос – зачем? Или кто-то осовременивает [классику] – для чего? Чтобы быть актуальным? Чтобы это было про нас сегодняшних? Да, это нужно. Но для этого есть разные возможности, не только перенос во времени. Нет же универсальной формулы, что все должны работать по канону. Это чушь. У нас «Олеся» была вообще вневременная, мне кажется. Завязка на другую эпоху была только внутри текста. Вопрос – что важно? О чём мы говорим? Спектакль – это новое произведение искусства, и оценивать его с точки зрения первоисточника мне кажется некорректным.

«Чтобы спектакль был интересен, нужно его делать для себя»

– Вы вновь взяли перерыв и вернулись уже на двенадцатом фестивале с постановкой «Такие правила». И впервые стали победителем фестиваля – ваш спектакль стал лучшим и вошёл в репертуар театра. Как проходила подготовка к постановке?

– Это был очень странный год и очень странные ощущения. Я чувствовала, что совсем не переживаю. Я рассказала то, что хотела рассказать. Кому-то не понравится? Да, безусловно, но это не так важно. Я рада возможности творить и делиться. Поэтому мне было спокойно. Репетиции проходили легко. Я смотрела на остальные работы и думала: «Прикольно! Но мне почему-то так нравится то, что сделали мы!»

Было спокойно по двум причинам. Во-первых, у нас были больше шансы [на победу], хотя я и не считаю «Такие правила» своей лучшей работой, честно говоря. Во-вторых, это очень удобная для театра работа: сложил [реквизит] в чемоданчик, переехал и сыграл спектакль где угодно. В нём мало актёров, он практически готов, и по опыту прошлых лет мне казалось, что мы с ним всё равно ещё поработаем. Мне не так важны регалии, мне хочется просто работать. Думаю, чтобы спектакль был вообще интересен, нужно его делать для себя. Вот моя формула.

– Как у вас возникла идея этого спектакля?

– Была идея сделать спектакль-путешествие, когда из ничего появляется всё. Нахожу чемоданы у бабули на чердаке, и мозг начинает работать: так, если вырезать в нём окошко, а там будет какой-то мирок, а ты там что-то открываешь, а оттуда что-то вырастает... Потом возникла мысль про некий поезд: вот он приехал в один мир, потом едет в другое место... А [актёр] Андрей Пономарёв учился тогда на продюсера и сказал, что нужно делать «беби-спектакль». Я подумала, это классно: у меня как раз есть «беби», и я подумала, что бы я сделала для неё. Мы разговаривали-разговаривали, и родилась идея, что это могло бы быть что-нибудь про эмоции и путешествие по ним. И тут в два часа ночи (как это обычно бывает) мне не спится – и меня озаряет: нужно объединить идеи про чемодан и поезд. Накидываю пятьдесят тысяч голосовых Андрею, он такой: «Да-да, давай делай, пиши пьесу». И в итоге я написала пьесу за три дня. Дальше эта идея долго лежала на полке. И вот объявляют тему [двенадцатого] фестиваля [«Спектакль для детей»]. Так всё и срослось само собой.

– Вы замечали, что ваш спектакль «Такие правила» похож на мультфильм «Головоломка»?

– По сути, форме и эстетике «Такие правила» больше напоминают мультфильм «Песнь моря». Хотя и «Головоломка» [говорит] про важность негативных эмоций. Но такой акварельный стиль и что-то едва уловимое (всё как я люблю) всё-таки наиболее точно отражает «Песнь моря». По способу существования актёров тоже. Например, мы, чтобы не играть детей, уходили в какую-то в хорошем смысле простоту, честность. В этом тоже есть правда.

– В спектакле «Такие правила» вы не только исполняли роль режиссёра и играли главную героиню, но и писали пьесу и музыку...

– Ну а что? Раз начали – давайте и музыку сочинять (улыбается).

– ...Как вы совмещали работу режиссёра, актрисы, драматурга и композитора?

– Я играла самую «подставную» роль – из-за интерактива. Решила, что не буду никого подставлять, проведу, как сама чувствую. Взаимодействие с залом – выход далеко за пределы зоны комфорта. Несмотря на то, что весь процесс [подготовки] к спектаклю шёл легко, всё равно что-то делали в последний момент. Из-за этого была какая-то паника. Перед премьерой некоторые аудиотреки не были записаны, в итоге наиграла их сама на синтезаторе. Но реквизит я, конечно, готовила заранее: красила чемоданы, что-то мастерила. В тот момент я поймала в жизни дзен и уже не очень переживала. Обычно бывает сложно находиться на сцене и думать о том, как это выглядит со стороны, но в последнее время я и на этот счёт не заморачиваюсь. Актёрская часть мне сложнее всего даётся, но она мне безумно интересна и желанна для меня. На самом деле, в свой актёрский талант я пока верю очень мало (улыбается). Поэтому делать спектакль для меня немного проще и зажигательнее.

– Как раз в некоторых своих режиссёрских работах вы ещё играете главные роли («Белкины сказки», «Такие правила»). Сложно ли совмещать обе работы?

– С «Белкиными сказками» было сложнее всего. Я была совершенно одна и не понимала, что из этого работает, потому что не могла на это посмотреть [со стороны]. Обычно, когда я делаю спектакль, понимаю его структуру: от чего к чему всё движется. А здесь я настолько была внутри актёрского существования, что ничего из этого не могла понять. То есть спектакль целиком я себе даже не представляла: ныряю в него, плыву и в конце выныриваю. Общей структуры не чувствовала.

– А как вы себя чувствовали в «Таких правилах»?

– Там было намного проще, потому что была в сильном материале (я же его писала) (смеётся). Но вообще, опыт Кати Зубаревой [в одновременной режиссёрской и актёрской работе] говорит о том, что почему нет, когда да? Ну и меня же больше никто никуда не зовёт – хоть сама себя позову (улыбается). Это классно и здорово – побыть на сцене. Даже если не считаешь себя крутым актёром, это всё равно очень приятно.

– Когда я разговаривал на эту тему с Екатериной Зубаревой, она отметила, что ей неинтересно ставить спектакль и не играть в нём. У вас бывало такое чувство?

– Да нет. Например, когда я делала «Олесю», понимала, что я в ней вижу не себя. Я бы так не сыграла здорово [как Ася Гафарова]. Или в тех же «Таких правилах» – то, что делает Екатерина Азаматовна [Зубарева], мне нравится намного больше, чем когда я это решала. Мне интересно делать спектакли, очень! Мне очень хочется поучаствовать как актриса не в своей работе, где я бы отвечала только за свою роль и своё пространство. Но пока у меня не было такой роли, кроме как в студенчестве.

«Мне хочется делать всякое разное»

– Вы заинтересовались детскими спектаклями после появления дочери?

– Не знаю... Для меня «Дилижанс» – это ТЮЗ, и мне интересна эта тема. Например, «Белкины сказки» – не знаю, детский ли это спектакль, но позиционируется он как детский. И он был создан до появления Валерии. Так что мне интересны и детские спектакли, и взрослые. У меня нет ощущения, что я детский режиссёр. Мне хочется делать всякое разное.

– А в чём особенность детских спектаклей?

– Они очень «благодатны». Во-первых, на них больше ходят, потому что скорее детей приведут в театр, чем взрослые приведут самих себя. Во-вторых, это хорошая возможность обратиться к чему-нибудь такому в людях, к чему они сами не готовы смело обратиться. То есть в них [детских спектаклях] мало агрессии, которая у меня рождается во взрослых работах (например, в «Несбывшееся» или «Море-океан»), когда я обращалась к чему-то болезненному [в душе]. А в детских спектаклях есть мир сказки: отогревающий, воздействующий на людей с любовью. И вот действие через любовь мне кажется наиболее эффективным. Через ту же сказку. Когда ты обливаешься слезами не потому что кому-то плохо, а потому что тебе хорошо, – это действует исцеляюще. У меня, например, так было на спектакле «Вверх кармашками» (режиссёр Екатерина Зубарева. – Прим. авт.), когда сначала было напряжённо-напряжённо, а потом так смешно, и я плачу просто от того, что мне хорошо! Это тот самый катарсис, хотя там не было никакой трагедии, просто меня это всё трогает. Я такое люблю. Хотя когда что-то агрессивно, мне тоже нравится: какой-то дискомфорт, ты идёшь по краю и обращаешься к некомфортным темам, вроде тех, что были в спектакле «За белым кроликом» (режиссёр Артём Устинов, Самара. – Прим. авт.). Хорошо, что есть разные спектакли.

– А ваша дочь Валерия как-то помогает в постановке спектаклей?

– Конечно помогает! Говорит: «Мам, хватит репетировать!» (смеётся) Нет, но в «Таких правилах» она вписалась здорово: и на репетициях тусовалась очень спокойно, и играла, и посмотрела прогон, наверное, раз восемь, и потом на каждый спектакль со мной ходила – смотреть на Ярика [главного героя спектакля]. В общем, прониклась театром. Когда ставили «Олесю», Лере был всего год, и, конечно, ей было сложно воспринимать спектакль. С собой на репетиции я не могла её брать – не давала репетировать. Хотя, помню, однажды она ходила по залу, было очень смешно: где-то квакают лягушки – и Лерочка такая маленькая ходит (улыбается).

«Много безысходности и много надежды»

– Этим летом на тринадцатом фестивале «Премьера одной репетиции» вы представите свой новый спектакль – «Эмиль Большая голова». О чём он будет?

– О спектаклях, которых ещё нет, мне всегда очень сложно говорить. Как обычно бывает, материал зрел давно. В нём много трогательного и на уровне сюжета, и на уровне реплик. Много безысходности и много надежды.

– Восприятие истории меняется каждый день?

– Да. Сегодня, например, эта история про то, что есть вещи, которые невозможно у человека отнять, какими бы ни были обстоятельства. И в этом очень много силы. Ещё эта история о том, стоит ли выживать любой ценой и захочешь ли ты жить в мире, в котором выжил. Вчера было вообще про другое: про принятие, про бережность к людям, про объективацию. Завтра ещё про что-нибудь будет. Наверное, материал хороший, если такое позволяет.

– Поделитесь завязкой сюжета?

– Действие происходит в сказочном мире, который по эстетике напоминает фильмы Тима Бёртона. Есть некий цирк уродов, куда отлавливают всех, кто не соответствует представлениям правительницы о том, какими должны быть граждане государства. Каждый год там проводится пляски смерти, где все собранные уродцы пляшут, пока не умрут. Самый живучий получает место при дворе и наделяется почестями. Получается такой жутковатый антиутопический мир...

– В чём, по-вашему, выражается любовь режиссёра к своему спектаклю?

– Наверное, в желании его делать. Но можно же и не любить спектакль, который делаешь. Например, делать его на заказ. То есть ты делаешь, стараешься, чтобы вышло хорошо и чтобы тебе не было за него стыдно. Но при других обстоятельствах ты бы его не делал. А есть спектакли, которые ты и без денег очень хотел бы сделать. Но фестивальные работы в основном все по любви, потому что фестиваль так и устроен, чтобы вносить туда то, что по любви, а иначе зачем?

– Опишите фестиваль «Премьера одной репетиции» тремя словами.

– Свобода, творчество, кураж.

Мир Алёны Савельевой

Останавливаю запись. За окном темно, метель наконец стихла. В кафе играет Jingle Bells. Передо мной сидят Алёна с Лерой и улыбаются. Тут я понимаю, что это и есть мир Алёны Савельевой. Конечно, не весь, только его часть, но и в нём есть тепло, уют и понимание – то, что соотносится с домом. И каждый спектакль Алёны существует по таким же правилам. Он – дом, а Алёна его гостеприимная хозяйка. Она не распахивает, а лишь приоткрывает двери зрителям, рассаживает всех по местам, убеждается, что все довольны, и только потом начинает спектакль. И он, словно сладкий чай, разливается по телу, согревает изнутри, и все проблемы вдруг кажутся пустяками. Потому что то, что сделано с любовью, – всегда очень приятно.

Вот такой мир Алёны Савельевой.

Фото: Дмитрий Осинов, Олег Шлыгин, из личного архива Алёны Савельевой

Видео: Сергей Сызганцев

Редактор: Марина Орлова